Гера Фотич - Собачья сага

Придя домой, Павел стал искать в справочнике клинику. Ветеринар приехал быстро. Было странно наблюдать, как безропотно Рета позволяла трогать себя, заглядывать в пасть, ощупывать живот. Под конец даже не возражала против сдачи крови на анализ. Получив кучу рецептов, Павел бросился за лекарствами. Надо было научиться делать уколы, пока ветеринар еще не ушел.

Делать подкожные инъекции оказалось проще. Надо было оттянуть шерсть на лопатке собаки и вогнать туда иглу, постепенно выдавливая лекарство из шприца. Внутримышечные кололись в бедро с размаху. Надо было только рассчитать место для ввода иглы.

При каждом уколе Кристина закрывала глаза, словно готовилась принять на себя боль собаки. Затем открывала, когда опустошенный шприц, звякнув, опускался на фарфоровую тарелку. Его надо было прокипятить для дальнейшего использования.

Вечером на улицу Рета не поднялась. Она с жадностью пила воду, но ничего не ела. Дышала учащенно, а затем словно замирала и закрывала глаза. Через некоторое время снова глубоко вздыхала.

Павел так и остался сидеть на диване, только подложил под голову подушку. Поздно ночью скрипнула дверь детской, и к нему подошла Кристина в ночнушке с растрепанными волосами.

— Папочка, — залепетала она и, обняв отца за шею, положила голову ему на плечо, — ведь Рета не умрет! Правда?

Павел растерялся. Его впервые так назвал ребенок. И в этот момент, полный усталости и тревоги, он понимал, что не имеет права потерять свое новое имя. Со слов ветеринара собака была в очень тяжелом состоянии. Предположительно подхватила чумку. Где и когда — было неизвестно.

Казалось, что с жизнью собаки на карту поставлено что-то очень важное в их с Кристиной судьбе, словно кто-то там наверху давал им еще один шанс. Павел неожиданно понял, что тоненькая нить, на которой держится жизнь этой большой и еще вчера чужой собаки, сейчас соединяет его с дочкой. Что случится, если она оборвется?

Кристина сказала, что вся извертелась, но уснуть так и не смогла. Залезла с ногами на диван и положила голову на колени отцу. Павел прикрыл ее своим одеялом и, казалось, она уснула.

Рета лежала тут же рядом, на заранее положенной Павлом подстилке. Тускло горел торшер, ограничивая желтым световым кругом пространство с замершими тремя живыми существами, связанными воедино одним желанием, одной тоненькой нитью.

Под утро Рета попыталась подняться, но лапы не держали ее и, кое-как освободив подстилку, она сделала большую желтую лужу, которая, расползаясь, захватывала один за другим прямоугольники паркета, придавая им зеленоватый искрящийся оттенок. Рета тихонько поскуливала, точно извинялась за принесенные неудобства.

Проснувшаяся от этих звуков Кристина сходила в туалет за тряпкой и снова забралась под одеяло. Павел промокнул пятно и затем, прополоскав тряпку в ванной комнате, вытер насухо. Скулеж прекратился, и Кристина снова уснула.

Проснулись они, когда уже рассвело. Надо было срочно делать уколы. Большие карие глаза Реты были мутны. Вокруг век скопилось много гноя, который было необходимо счистить, а потом закапать в глаза лекарство. Павел сделал все, как учил врач. После чего, поставив шприцы кипятиться, прилег на диван, прижав к себе дочку, не переставая гладить лежащую внизу Рету. Кристина, видимо, от пережитых волнений снова задремала, что-то бормоча во сне.

Надо было приготовить обед и Павлу пришлось идти на кухню. Открыв холодильник, он достал замороженные пельмени поставил кипятиться воду на плиту. Когда по всей квартире распространился ароматный запах, в дверях появилась дочка. Она уже оделась, но как-то неряшливо — платье перекосилось, волосы были спутаны. Лицо ее было бледным, и Павлу даже не верилось, что еще недавно она, веселясь, издевалась над ним. Он посадил ее на колени, прижав голову к себе, и поцеловал в затылок. Заново застегнул ей сзади платье, сменив перепутанные пуговицы, взяв с трельяжа расческу, привел в порядок ее волосы.

Кушали молча, без аппетита. Оба думали об одном. Беседа не вязалась и сводилась к просьбам подать хлеб или достать из холодильника масло.

В этот день никто не выходил на улицу. Павел предложил дочке почитать книгу, и та согласилась. Рассказы Драгунского в этот раз не казались им смешными. Затем они смотрели телевизор и эффект был такой же. Через каждые несколько часов Павел колол Рете лекарство, давал воду и затем вытирал желтые лужи под извиняющийся скулеж.

Вечером, укладывая дочку спать, Павел увидел, что, закрыв глаза, она моментально забылась сном. Сказалось нервное напряжение. Сам же он боролся с ним до последнего и, сделав оставшиеся инъекции, распластался на диване, обняв правой рукой подушку, а левой Рету.