Олег Зоин - Вчера

Там и познакомился с Бочковским, которого, вместе с десятками других руководителей–практиков, горком партии прямо–таки обязал получить корочкив специально открытом для партхозактива Торговом институте. По правде говоря, это был не самостоятельный институт, а филиал Донецкого института советской торговли… Но начальство попёрло в него стройными рядами, не сдавая никаких экзаменов.

За это красных директоров и не взлюбил Семён, которому всё теперь давалось с огромным трудом и хитростями. Да и трудно было наладить приятельство, так как номенклатурадавным–давно знала друг друга как партхозактив на всяких пленумах и совещаниях, к тому же сблизились начальники и как студенты ещё с первого курса. А Сенька подключился к ним со второго.

Перейдя на третий, любопытный Сенька уже основательно присмотрелся и к директорам, и к порядкам в торговле города, доставку в которую диспетчировал. Но прогресс в отношениях со старшими товарищами всё не наступал. Но однажды Семён приехал в контору Зеленоярского гастрономторга для выработки рациональных маршрутов кольцевой доставки товаров. Почему–то этим не своим делом заинтересовался сам директор. Семёна повели на ковер к «самому».

Бочковский обрадовался соседу по парте, тепло пожал руку. В своем просторном кабинете он показался Сеньке человеком непривычно деловым и толковым. Сразу же вызвал зама, главбуха и начальника торгового отдела, коим внушительно приказал немедля заняться маршрутизацией торговой сети торга с представителем автохозяйства, с Сербой.

После такого внушения работу, которая в других торгах занимала по две — три недели, с бацализа пару дней. Даже «Москвича», прикреплённого к торгу для разъездов начальства, Бочковский пожертвовал на эти два дня, распорядившись возить Сеньку и замов–помов, куда скажут. Так Сенька и Бочковский сблизились.

А ещё через месяц Серба и Бочковский, покуривая в коридоре института во время перерыва между лекциями, предложил Сербе переходить к нему в торг, дескать, всё равно надо до пятого курса переквалифицироваться, иначе зачем же тогда Торговый иститут? Довод, нет слов, весомый и Сенька в принципе согласился, хотя смутно представлял себе и будущую работу, и то, как сумеет провести кадровиков торга со своим белым билетом. Однако, выполняя договоренность, через пару дней пришел к Бочковскому на службу и разговор о переходе Сеньки в торг возобновился. Бочковский опять вызвал для консультации главного бухгалтера и начальника отдела кадров. Решили было взять Сербу старшим товароведом, но выяснилось, что без высшего образования и без стажа работы в торговле зарплата будет составлять всего семьдесят рублей, что не устраивало Семёна, потому что он терял пятьдесят рублей. А кроме того он побаивался взвалить на себя бремя старшего товароведа, не имея никакого опыта и боясь оскандалиться.

В то время в советской торговлебыло модно, в целях сокращения штатов, объединять мелкие магазины в «кусты», где с несколькими магазинчиками управлялся один директор. Бочковскому идея понравилась, и тут же был образован куст № 3 из трёх магазинчиков в окраинном посёлке моторостроительного завода. Буквально на следующий день, согласовав перевод с начальством автохозяйства, Серба перешёл в Зелёноярский гастрономторг. А ещё через день он принял после переучёта товаро–материальные ценности магазина № 52, самого большого из трёх, став в нём как бы заведующим, а в остальных лишь директором–администратором.

На следующее утро после такого отчаянного начала Сенька приупал духом — столько всяких забот навалилось на него, а главное, то что не знал даже, как составлять отчёты, в каком углу бланка их подписывать даже не знал.

По прошествии полугода выяснилось, что коллектив его не подвёл, а Семён стал одним из самых грамотных заведующих в торге.

Магазин № 52 вначале давал выручки 15–18 тысяч рублей в месяц, а через год оборот вырос до 60–70 тысяч. Но осталось для Сербы тайной, почему всё–таки взял его в торговлю Бочковский. То ли в доброту сыграл, то ли действительно увидел в нём способного человека, но, тем не менее, за всё время работы на новом поприще Семён чувствовал за собой неусыпное внимание и поддержку Бочковского.

Возможно, нравилось Бочковскому и то, как Серба ведёт себя в коллективе — без хвастовства, без грубости, даже упрекал его легонько: «Улыбаешься много, покрепче будь.» Чему–чему, а крепости, грубому окрику научиться у Бочковского было просто. Многие увольнялись, не вынеся издевательских замечаний на оперативках, его неприкрытой циничности наедине. Но к Сербе он снисходил особо, что не осталось незамеченным у тех, кто держит нос по ветру. И его стали вскоре если и не уважать, то побаиваться. Прошёл слух, что он с Бочковским за одной партой сидит, хотя за три года они так и не посидели вместе в мерзком торговом институте ни разу.