Array А Чэн - Современная новелла Китая

Проходившая мимо пожилая проводница отодвинула девушку от вагона. Сянсюэ подняла корзину и отошла, не отрывая взгляда от пенала. Это, наверно, той девушки у окна, по виду студентки. Сянсюэ принялась барабанить по стеклу. Девушка обернулась, увидела корзину и виновато развела руками, даже не думая открывать окно. Что-то толкнуло Сянсюэ к дверям, она миг поколебалась — и ухватилась за поручни. Подбегая, она еще слегка сомневалась, но выходящий из вагона теплый и какой-то особенный поездной дух укрепил ее намерение, и она, вспомнив, как это делает «столичный говорун», легко вспрыгнула на подножку. Надо быстрей промчаться по вагону, быстрей обменять яйца на пенал. У нее с собой было много яиц, целых сорок штук, это, верно, и прибавило ей решимости.

И вот Сянсюэ в вагоне. Делает первый шаг, крепко держа корзину и оглядываясь. В этот самый миг состав дернулся, двери захлопнулись. Пока до нее дошло, что случилось, поезд тихонько сказал Тайгоу «прости». Сянсюэ ринулась к дверям, снаружи промелькнуло лицо Фэнцзяо. Похоже, это не сон и она действительно уезжает от подруг в этом давно знакомом и все же каком-то чужом вагоне. Она зашлепала ладошкой по стеклу, закричала уплывающей Фэнцзяо: «Что делать? Что же мне делать?!»

Поезд равнодушно увозил девушку прочь, в один миг оставив Тайгоу позади. Следующая остановка называлась Сишанькоу — в тридцати ли от Тайгоу.

Тридцать ли — пустяк для поезда или автомобиля, поболтаешь о том о сем, и вот уже Сишанькоу. Село тут немало, а сошел лишь один пассажир — Сянсюэ. Уже без корзинки, которую она сунула под скамейку, где сидела студентка.

Когда в вагоне раскрасневшаяся Сянсюэ сказала ей, что хочет выменять пенал на яйца, та почему-то тоже покраснела. И стала совать Сянсюэ пенал просто так, бормоча, что живет в общежитии, питается в столовой, куда ей яйца? Боясь, что Сянсюэ не поверит, тыкала пальцем в нагрудный знак — «Металлургический институт». Сянсюэ решила, что девушка смеется над ней, неужели у нее нет дома, только институт? Вертела в руках пенал, соображая, как поступить. Пусть бедна Тайгоу, она все равно никогда не возьмет чужую вещь за так. И в те несколько секунд, когда поезд, вздрогнув, остановился, Сянсюэ решительно запихнула корзину под скамейку и убежала.

Еще в вагоне пассажиры советовали ей провести ночь в Сишанькоу, а утром вернуться домой. «Столичный говорун» участливо сообщил, что на этой станции живут родственники жены. Сянсюэ никогда не ночевала у чужих и уж тем более не собиралась разыскивать чьих-то родственников, от слов «столичного говоруна» ей стало даже обидно — за Фэнцзяо, за Тайгоу. Она мечтала только об одном — скорей обратно, чтобы завтра гордо пойти в школу, гордо расстегнуть ранец и выложить его на парту. Этим, в поезде, не понять, как растерялась она, точно перепуганный зайчишка, когда паровоз загудел, и тем более не понять, на что способны эти девушки, оказавшись один на один с высокими горами да черной ночью.

Поезд исчез, оставив ее посреди пустого пространства. Налетел ледяной ветер, словно собираясь подхватить и унести тоненькую фигурку. Косынка соскользнула, на плечи, она завязала ее потуже и, съежившись, опустилась на рельсы. В жизни Сянсюэ обуревали всевозможные страхи: в детстве боялась волос и, если мокрый волосок прилипал к лицу, немедленно принималась плакать; выросла, стала бояться выходить одна во двор вечерами, боялась волосатых гусениц, щекотки (ох, как любила пользоваться этим Фэнцзяо). А сейчас ей было страшно в этом чужом Сишанькоу, среди окружавших ее мрачных горных громад, страшно в безмолвии, от которого трепетало сердце, а когда порыв ветра пробегал по ближней рощице, ее пугал шелест деревьев. Сколько рощ, больших и малых, придется ей миновать на этом возвратном пути в тридцать ли!

Выкатился диск луны, осветил безмолвное ущелье, чуть белеющую тропку, жухлую осеннюю траву, корявые стволы и купы терновника, причудливые камни, и шеренги деревьев по склонам да пригоркам, и еще эту коробочку, сверкнувшую в руке Сянсюэ.

Только теперь она вспомнила о пенале и поднесла его к глазам. Что же это я, подумала Сянсюэ, так и не разглядела его в поезде? При ясной луне увидела, что на бледно-зеленой крышке расцвели два беленьких «конских копытца». Бережно открыла, легонько, как это делала соседка по парте, хлопнула по крышке, и та со щелчком закрылась, плотно-плотно. Снова открыла пенал, и ей захотелось сейчас же положить туда что-нибудь. Нашарила в кармане маленькую баночку крема и опять щелкнула крышкой. Мой пенал, в самом деле мой! — только сейчас стало доходить до нее. И она вновь подумала, как пойдет завтра в школу и как было бы здорово, если бы они опять задали этот свой вопрос!