Однажды утром, когда он собирался отправиться в Худерию, из Пеньяфлора пришло срочное известие о том, что его тесть, дон Сегундо убит. Ему перерезали горло садовым ножом. Телесфоро Мосо, убийца, сам сдался властям Вальядолида, а когда его спросили, почему он это сделал, заявил: «Он меня вышвырнул на улицу, как собаку, и унизил мою дочь. Он должен был умереть».
Сиприано без промедления отправился в Ла-Мангу. Немало времени у него ушло на то, чтобы похоронить тестя во внутреннем дворике пеньяфлорской церкви и разобраться с бумагами, которые дон Сегундо хранил в письменном столе. Испуганная Петронила бежала из дома, зато возник Хильдардо Альбарран, требуя своей части, полагавшейся ему не по закону, а потому, что у него были свидетели, готовые подтвердить, что дон Сегундо сделал его дочь своей сожительницей против ее воли. Тео проявила поразительную твердость. Стрижка овец была закончена, и это придавало ей сил. С другой стороны, жестокое убийство отца казалось ей чудовищным, хотя он и не мучился, что было некоторым утешением.
Сиприано предвидел большие сложности и массу хлопот для того, чтобы распутать это дело, но дядя Игнасио, как обычно, все разъяснил. В завещании сеньора Сентено было ясно сказано: Тео оставалась его единственной наследницей; Петрониле предоставлялся в пожизненное пользование небольшой участок земли, и она могла временно арендовать дом; Бенита, сожительница, возвращалась в Вамбу к отцу, а на Эстасио дель Валье, постоянно сообщавшего Сиприано обо всем происходящем в Вильянубле, возлагалась обязанность договориться с пастухами, поскольку все отары дона Сегундо, как о том его извещал Сиприано Сальседо в своем послании, отныне перешли в собственность его супруги Теодомиры Сентено.
Тео во время траура сбросила несколько фунтов. Ее скорбь была подчеркнуто-величественной и вызывала всеобщее уважение. В знак траура Тео носила ожерелье из черного жемчуга, которое красовалось в вырезе платья и подчеркивало белизну ее кожи. Сиприано Сальседо также надел черный модный колет без рукавов, с высоким, доходящим до середина затылка воротником, из-под которого высовывался гофрированный край ворота рубашки. Но траур ничего не сгладил в их отношениях. К Тео вернулось нетерпеливое ожидание материнства, тогда как Сальседо продолжал настаивать на том, чтобы она дала ему отсрочку и имела хоть капельку благоразумия. Не зная, как убедить ее, он напомнил ей о том, что его отец был старше дяди Игнасио на восемь лет, но вполне можно себе представить, что интимные отношения между его дедушкой и бабушкой в течение этих восьми лет оставались теми же, что до и после рождения сыновей. Тем не менее, убедившись, что все это бесполезно, однажды после полудня Сиприано, не поговорив с женой, отправился к доктору Галаче. Он бы предпочел обратиться к тому, кто способствовал его собственному появлению на свет, — к доктору Альменаре, но того уже одиннадцать лет как не было в живых. Доктор Галаче его осмотрел и сказал, что с ним все в порядке, что он здоров, но что для улучшения качества спермы ему следует принимать после еды настой вербены и жимолости. Сальседо согласился, что он физически чувствует себя прекрасно и что причина бесплодия коренится в чем-то другом. Тут доктор Галаче и задал вопрос, которого он боялся:
— А почему ваша милость не привели с собой свою жену? В большом числе случаев причиной супружеского бесплодия является именно женщина.
Сальседо признался, что его жена еще не готова к такому повороту событий, но он не исключает того, что со временем она на это решиться. Сиприано ничего не сказал Тео о консультации у Галаче и, естественно, не стал пить рекомендованные им лекарства.
На следующее утро он отправился в Педросу. День был спокойный, жаркий, с редкими белыми облаками в ясном небе. Легкость всадника, быстрота лошади и хорошее знание Сиприано лабиринта тропинок и лесных дорог позволили ему добраться до Педросы за два часа. Поначалу он ехал по холмам, потом свернул на тропу, ведущую к Херии, и оттуда по прямой дороге сквозь заросли боярышника миновал Вильявьеху и Вильялар и, уже никуда не сворачивая, приблизился к Педросе со стороны пшеничных полей. У дверей некоторых хижин сидели мужчины, дворовые собаки заливались лаем при виде скачущей лошади. Кое-где дети махали вслед всаднику.
Он остановился на постоялом дворе дочки Баруке и тут же отправился к своему арендатору. Именно в эти дни его посетила светлая мысль: выкорчевать виноградники на участке близ Вильявендимио и посадить вместо них пиниевую рощу. Конечно, на правом берегу Дуэро никто никогда не решался сажать сосны, но тамошние земли, тощие песчаники, сами просили об этом. К тому же Мартин Мартин прекрасно разбирался именно в этой породе деревьев. Когда-то он вместе со своим дядей выращивал пинии в окрестностях Ольмедо и знал, что нужно сосне, и даже колебания цен на рынке на сосновые орешки.
Читать дальше