Кэтрин Хьюз - Письмо

Его план не сработал. Джеки жаловался, что за все годы своего фермерства он ни разу не встречал более упертой, своенравной скотины, которая то и дело отлынивала от работы. Боксер был полной противоположностью своему вымышленному тезке.

Крисси пересекла двор с двумя чашками чая в руках и протянула одну Джеки. Боксер фыркнул и покосился на нее, сверкнув белками глаз.

Крисси рассмеялась.

— Иногда у него совершенно демонический вид.

Джеки похлопал лошадь по боку и взял чашку.

— Он у нас отличный парень. Правда, приятель?

Джеки видел во всех только лучшее — что в людях, что в зверях.

Боксер снова фыркнул и начал бить передним копытом.

— Спасибо за чай, — сказал Джеки, приподнимая чашку.

Он отхлебнул из нее пару глотков и поставил на забор.

— Я тут подумал: может, нам сегодня поехать в город и поужинать где-нибудь?

— К чему вдруг такая роскошь?

— Я подумал, тебе неплохо бы немного развеяться. Сможешь в кои веки принарядиться, расслабишься, развлечешься хотя немного. Ты уже сто лет никуда не выбиралась.

Бедный Джеки, он ни на секунду не переставал думать о ее благополучии. Иногда она думала, что просто не заслуживает его доброты и великодушия. Часть ее хотела, чтобы она могла любить его так же сильно, как он, со всей очевидностью, любил ее, но однажды ее сердце уже было безнадежно разбито, и она не хотела проходить это снова.

Он отхлебнул еще чая, дожидаясь ее ответа.

— Ну, хорошо, — сказала она бодрым голосом. — Поехали. Черт с ними, с деньгами.

Лицо Джеки расплылось в широкой улыбке.

— Вот и умница, — подмигнул он ей.

Крисси улыбнулась его воодушевлению и взяла его под руку. Несмотря на тяжелый труд, годы несильно состарили его. От солнца, дождя и ветра его лицо огрубело и покрылось морщинками. Рыжие волосы выгорели и стали светлее, медно-золотистыми с легкой проседью. Он сохранил крепкое здоровье, и приближение почтенного возраста напоминало о себе лишь тогда, когда он распрямлял спину, охая и держась за поясницу.

После того, как все животные были накормлены, напоены и надежно заперты на ночь, Крисси и Джеки забрались в свой старый, видавший виды фургон и направились в город. Фургон отчаянно раскачивался и подпрыгивал на ухабах проселочной дороги, от чего Крисси почему-то всегда становилось смешно. Как только они выехали на грунтовку, машина пошла ровнее, и Крисси наконец отпустила приборную панель и немного расслабилась.

Дорога была узкой, всего с одной полосой, но, к счастью, они редко встречали кого-либо, кто ехал им навстречу. Поэтому два появившихся из-за поворота велосипедиста, направляющиеся прямо на них, стали полной неожиданностью. Джеки ударил по тормозам, и фургон занесло в кусты. Ветки боярышника заскрежетали по стеклу, и Крисси закрыла уши руками.

— Боже правый! — воскликнул Джеки, который никогда не позволял себе ругаться. — Этого я не ждал.

Велосипедисты — молодая пара лет тридцати — приподняли руки в знак извинения, слезли с велосипедов и провели их вдоль фургона.

Молодой человек продолжал извиняться:

— Простите, сэр. Нам не надо было занимать всю дорогу.

Джеки кивнул, переключился на первую передачу и продолжил путь.

— Чудно, — задумчиво произнесла Крисси. — Интересно, куда они направляются.

— Да уж, странно, — согласился Джеки. — Он точно нездешний. По голосу мне показалось — американец.

Преодолев коварные колдобины и рытвины проселочной дороги, Уильям с Тиной добрались до фермы Брайер. Поездка заняла гораздо больше времени, чем они ожидали. Они доехали на автобусе до ближайшей точки, куда шел общественный транспорт, а остаток пути проделали на велосипедах. Водитель автобуса поначалу не хотел пускать их с велосипедами, но после непродолжительных уговоров сдался. Был ранний вечер, хоть и гораздо позже, чем они планировали. Они прислонили велосипеды к забору и зашли во двор. Солнце клонилось к горизонту, освещая всю ферму золотистым светом и приятно согревая кожу. Помимо кучки одиноких куриц, лениво ковырявших землю, во дворе не было ни души — место выглядело подозрительно пустынным. Уильям упер руки в бока и посмотрел на крошечный дом.

— Похоже, никого нет дома, — сказал он, проводя рукой по волосам, и подозвал Тину к дому. — Но давай лучше проверим.

Они замерли у тяжелой двери, едва дыша, и Уильям осторожно постучался. Сердце бешено колотилось в груди, а во рту пересохло. Он ждал этой секунды всю жизнь. Дверь была такой толстой, что стук был едва слышен, но Уильям почтительно выждал пару секунд, прежде чем постучать снова.