Вильям Козлов - Жало Скорпиона

— Ты заметил, что городские власти куда чаще защищают бандитов, ворье, чем омоновцев, спецназовцев? Сколько наших вынуждены были уйти в коммерческие структуры из-за продажных чиновников из мэрии!

Романов не успел ответить: зазвонил радиотелефон — трубка с антенной лежала на буфете.

— Здравия желаю, — произнес Артур, выразительно глядя на друга. — Как видите, вернее, слышите — дневалю дома, как было приказано… Не мой начальник? Есть, через десять минут выхожу… С кем? — Артур удивленно посмотрел на друга. Откуда вы… Слушаюсь: вместе с майором выйдем.

— Наш вездесущий шеф все знает, — сказал Артур, положив трубку. — Даже то, что ты сидишь у меня и пьешь «Смирновскую»… Возьми в ящике стола миндальный орех и пожуй, через… он взглянул на «командирские» часы с черным циферблатом, — семь минут к моему подъезду подкатит сам полковник Селезнев.

— Видишь, как тебя шеф любит!

— А чего же ты, скотина, не похвастался, что назначен приказом вместо меня командовать отрядом?

— Я же твой заместитель! — округлил бесстыжие светло-карие глаза Владислав. И потом, ведь временно.

— Шеф говорит, что он уже не мой начальник, а берет нас с тобой, майор Романов, на какое-то серьезное задание, — сказал Князев. — Недолго же мне придется быть начальником вместо тебя, — притворно вздохнул друг.

Артуру Князеву снился сон… Сон-явь. Его «Нива», не доезжая Тосно, свернула с Московского шоссе на узкую асфальтированную дорогу. Смешанный лес подступил к самым обочинам. Из кюветов тянутся вверх желтые и розовые цветы. Впереди над деревьями плывут облака, они насквозь пронизаны ярким солнцем. Он за рулем, на заднем сиденье — Ирина и Наташа. Они веселы, оживлены. Все происходит летом, в июне, кругом свежая зелень, за обочинами голубыми огоньками мерцают колокольчики, летают бабочки. Жена и дочь в полотняных платьях, белых босоножках. Настроение у всех праздничное — впереди два выходных дня на тихой даче. Там уже пустил зеленые стрелки на грядках лук, закурчавился укроп, наливалась темной краснотой крупная клубника. Яблони уже сбросили белые, нежные лепестки, и они, будто снежные хлопья белели между гряд.

Ирина перегнулась через сиденье и, улыбаясь, что-то говорит ему. Восьмилетняя белокурая Наташа с голубыми глазами на ходу набрасывает в альбом рисунок. Дочь очень любит рисовать и не расстается с фломастерами и альбомом. На даче в двух комнатах пришпилены к стене продолговатые листы с ее цветными рисунками. Наташа набрасывает пейзажи, животных, кур, птиц. Отец считает, что у дочери большие способности к рисованию.

— Артур, в этом году будет много черники, — говорит жена, трогая рукой его русые волосы, косо спускающиеся на висок.

— Ты же знаешь, я люблю собирать грибы, — отвечает он.

— Я — тоже, — не отрываясь от альбома, произносит дочь.

И в этот момент Артур, огибая кривую, замечает на дороге неширокую блестящую полоску, усеянную тонкими острыми зубьями. Пустынное шоссе сразу становится тревожным, уже вместо облаков над колышущимися кронами берез и осин набухает густой синевой туча. Он резко жмет на тормоза, однако передние колеса с визгом наезжают на колючую гребенку, мотор яростно ревет, «Ниву» швыряет то в одну, то в другую сторону… В шум мотора вплетаются зловещие трели автоматных очередей. И вот он уже видит выбегающих на дорогу мужчин в темных брюках и серых рубашках: одного, другого, третьего… На лобовом стекле появляются круглые дырочки, от которых паутиной разбегаются тонкие трещины. Изморозью сыплются на пол белые осколки. Уже снизу, лежа на полу — сработала привычка, и Артур при первых же выстрелах боком нырнул вниз к ножным педалям управления, — он крикнул жене и дочери: «Ложись!» Наверное, его ребята и без команды бы это сделали — у них мгновенная реакция, но Ирина и Наташа, по-видимому, ничего даже не успели понять: пули бандитов через боковые окна прошили обеих насквозь. Ирина с побелевшим лицом еще больше перевесилась через спинку переднего сиденья, из двух круглых отверстий на светлом платье пульсирующими фонтанчиками выплескивалась кровь. Дочь уткнулась литом в боковое, до половины разбитое окно, оно снизу окрасилось кровью. Простреленный альбом упал ей на колени. Отрывистые очереди продолжали греметь, заглохшая «Нива» содрогалась, дождем сыпались осколки стекол, кровь жены заливала лицо и глаза Артура. Одной рукой он протирал их, другой нащупывал под резиновым ковриком острый туристский топорик. Страшная ярость овладела им, он так прикусил нижнюю губу, что выступила кровь, смешавшаяся с капающей кровью жены. Когда распахнулась дверца и в солнечном проеме возникла черная голова незнакомого человека с автоматом наизготовку, он, по-змеиному извернувшись в тесной кабине, выбросился наружу под ноги убийце, ухитрился его свалить, а потом уже топориком раскроил голову…