Эмиль Ажар - Страхи царя Соломона

- А чем ты еще занимаешься, на что живешь?

- У меня есть треть такси, и еще я могу чинить что угодно. Ну, не все, но электричество, трубы, кое-какие механические приборы. Так, мелкий ремонт. Но спрос большой. Сейчас я от этого дела отошел, меня заменяет приятель. Я слишком занят у месье Соломона. В сущности, тут тоже мелкий ремонт и починка…

Алина слушала. Где-то через час я заметил, что говорю уже целый час не закрывая рта. Про голоса в любое время суток, про людей, которых мы пытаемся наладить, и т.д. И про месье Соломона, который иногда, если никого нет, сам отвечает на ночные звонки. А в экстренных случаях высылает меня прямо на дом - как с мадемуазель Корой.

- Опять-таки настройка и наладка.

Про то, как наш царь Соломон тридцать пять лет живет бобылем в отместку мадемуазель Коре за то, что она не приходила к нему, когда он во время войны сидел в подвале.

- Говорят же, что у евреев очень суровый Бог.

Про стариков, которых надо проведывать каждый день и проверять, живы ли они еще. Еще чуть-чуть - и дошел бы до старой нищенки с пустым тандемом.

- У меня есть один приятель, Чак, так вот он говорит, и, сдается мне, он прав, - что я потому все время вожусь с другими, что мне не хватает самодостаточности. Я плохо знаю, кто я такой, чего хочу и что могу сделать для себя, вот и не занимаюсь собой. Понимаешь?

- Я понимаю, что уж у этого твоего приятеля самодостаточности больше, чем надо. Ему себя вполне хватает. Чего не могу сказать о себе. Свинство, конечно, но знаешь, что я почувствовала, когда увидела тебя в первый раз?

- Что?

- Что у тебя можно много взять.

Говоря это, она встала и отвернулась - чтобы одеться, но больше от стыда за себя.

- Теперь это все твое, Алина. Все, что у меня есть. Бери!

- Да ладно… Только ты переезжай ко мне. Правда, ты и так уже здесь отчасти поселился, без спроса. А теперь я сама тебя прошу. Иногда люди обманываются друг в друге, и лучшее средство поскорее разойтись - это пожить какое-то время вместе. Я уже сколько раз вот так ошибалась. Может, я и хищница, но готова удовольствоваться крохами.

Она повернулась ко мне лицом, так и не успев надеть свою обычную форму - зелено-оливковые брюки с блузкой. В другом я ее никогда не видел.

- Если и на этот раз все кончится тем, что мне плюнут в рожу, то уж лучше поскорее. Полюбила ли я тебя - не знаю и вообще не уверена, что могу кого-нибудь полюбить. Но будем надеяться. Так что переезжай.

- Алина…

- Что?

- Чего мы все боимся?

- Что все скоро кончится.

Я смотрел на нее, пока все не кончилось.

- Алина…

- Что?

- Теперь у меня одна ты. С другими покончено,

И тут же подумал о Жофруа де Сент-Ардалузье из мансарды.

- Кстати, у меня есть один знакомый, ему семьдесят два года, и он только что выпустил книжку из своего кармана.

- На средства автора?

- Угу. Он на нее положил всю жизнь. Нельзя ли его пригласить к тебе в лавку и устроить, знаешь, такую встречу по этому случаю, как делается, когда писатель знаменитый?

Алина посмотрела на меня с таким выражением… не то весело, не то ласково… поди разбери, когда у нее и так в глазах всегда улыбка.

- Ты хочешь ему помочь?

- Что в этом смешного?

- Я думала, ты решил больше не заниматься другими.

- Ну вот как раз напоследок.

- Чтобы подвести черту?

- Вот-вот. А то у меня неприятный осадок от этой его мансарды и своекарманной книжки. Родных у него никого нет, одни социальные работники, и он похож на Вольтера. Я как-то видел Вольтера - по телевизору показывали, так вот он на него похож. Вольтер - это же имя, а?

Алина закурила и все разглядывала меня.

- Не пойму, Жанно, то ли ты нарочно, с горя, паясничаешь, то ли таким уродился, что называется, комик милостью божьей… Я задумался.

- Может, и так. А может, заразился от царя Соломона. Или это у меня от киномании. Больше всего на свете люблю, когда кругом потемки, а ты себе смеешься, глядишь - и уже легче. Но, - я взял ее за руку, - это не мешает мне все чувствовать.

Она вдруг как будто чего-то испугалась. Даже вздрогнула.

- Что с тобой?

- Какой-то ветер. Повеяло как из могилы - холодом и прахом.

И тут я ее удивил. Уж так удивил! Я хорошо запомнил бессмертные стихи, кото рые месье Соломон читал мне примерно в таком же контексте, и, услышав про ветер, продекламировал:

Поднялся ветер!.. Жизнь зовет упорно! Уже листает книгу вихрь задорный!

Алина застыла, не донеся чашку кофе до рта и уставившись на меня. А я продолжал на едином дыхании:

Не презирай любовь! Живи, лови мгновенья, И розы бытия спеши срывать весной.