Карлос Сафон - Тень ветра

— У меня не будет больше времени, Хулиан. Сеньор Кабестань, конечно, щедрый хозяин, но всякой щедрости есть предел.

— Кабестань — пират, но даже он знает, что Париж невозможно посмотреть ни за два дня, ни за два месяца, ни даже за два года.

— Я не могу остаться на два года в Париже, Хулиан. Он долго смотрел на меня, не говоря ни слова, а потом улыбнулся:

— Почему? Разве тебя кто-то ждет?

Дела с «Галлимаром» и визиты вежливости к различным издателям, с которыми у Кабестаня были договоренности, заняли, как я и предполагала, три дня. Хулиан приставил ко мне проводника и защитника, паренька по имени Эрве. Ему едва исполнилось тринадцать, но он знал город как свои пять пальцев. Эрве сопровождал меня от двери к двери, советовал, в каких кафе можно перекусить, каких улиц избегать, какие места посмотреть. Он часами ждал меня у дверей издательств, не переставая улыбаться и категорически отказываясь от чаевых. Эрве говорил на ломаном испанском, с забавной примесью итальянского и португальского:

— Синьоре Каракш мне уже очень чедро заплаттил джа мои ушлуги.

Как я поняла, Эрве был сиротой, сыном одной из девиц заведения Ирен Марсо. Жил он там же, на верхнем этаже. Хулиан научил его читать, писать и играть на пианино. По воскресеньям они вместе ходили в театр или на концерт. Эрве боготворил Хулиана и, казалось, был готов на все что угодно ради него, он был готов сопровождать меня на край света, если это будет необходимо. На третий день нашего знакомства он спросил меня, не невеста ли я синьоре Каракса. Я ответила, что я всего лишь знакомая, которая приехала навестить его. Эрве был сильно разочарован.

Хулиан почти никогда не спал по ночам. Он сидел за письменным столом, держа Курца на коленях, и перечитывал написанное или просто смотрел на силуэты башен собора вдалеке. Однажды ночью мне тоже не спалось из-за дождя, барабанившего по крыше. Я встала и вышла в гостиную. Мы взглянули друг на друга, ничего не говоря, и Хулиан предложил мне сигарету. Мы долго молча курили, любуясь дождем. Когда дождь перестал, я спросила его, что означает П.

— Пенелопа, — ответил он.

Я попросила рассказать мне о ней, и об этих тринадцати годах, которые он провел в изгнании. Приглушенным голосом в сумерках Хулиан поведал мне, что Пенелопа была единственной женщиной, которую он любил.

Одной зимней ночью 1922 года Ирен Марсо нашла Хулиана Каракса блуждающим по улицам, неспособным вспомнить свое имя, к тому же его постоянно рвало кровью. В кармане у него было несколько монет и сложенных пополам листков, исписанных от руки. Ирен их прочла и решила, что наткнулась на известного писателя (вероятно, законченного пьяницу) и что какой-нибудь щедрый издатель непременно ее отблагодарит, когда тот придет в себя. По крайней мере, так она рассказывала, но Хулиан-то знал, что она спасла ему жизнь из сострадания. Полгода он провел в комнате под крышей публичного дома мадам Марсо, восстанавливая силы. Врачи предупредили Ирен, что, если он вновь попытается отравиться, его вряд ли можно будет спасти. Печень и желудок были повреждены, и всю оставшуюся жизнь ему следовало питаться одним только молоком, сыром и мягким хлебом. Когда Хулиан смог, наконец, говорить, Ирен спросила его, кто он.

— Никто, — ответил Хулиан.

— Я не собираюсь даром кормить этого никто. Что ты умеешь делать?

Хулиан ответил, что умеет играть на фортепьяно.

— Покажи.

Хулиан сел в гостиной за инструмент и в присутствии заинтригованной публики, состоявшей из пятнадцати полураздетых молоденьких проституток, исполнил ноктюрн Шопена. Все громко зааплодировали, кроме Ирен, сказавшей, что это музыка для похорон, а она имеет дело с живыми людьми. Тогда Хулиан сыграл ей какой-то регтайм и пару пьесок Оффенбаха.

— Вот это другое дело.

Работа давала ему небольшие деньги, крышу над головой и горячую пищу два раза в день.

Хулиан сумел выжить в Париже только благодаря заботам и доброму сердцу Ирен Марсо, которая к тому же побуждала его писать. Она обожала романы о любви и биографии святых мучеников, которые вызывали у нее неутолимое любопытство. Ирен считала, что все дело в отравленном сердце Хулиана и что именно поэтому он мог писать только мрачные и пугающие истории. Однако, несмотря на свое разочарование, мадам Марсо сумела найти издателя первых романов Хулиана и сняла ему эту мансарду, где он прятался от всего мира. Она покупала ему одежду и книги, вытаскивала его из дома на солнце и свежий воздух и заставляла сопровождать ее на воскресную мессу, а потом прогуливаться с ней по саду Тюильри. Ирен Марсо поддерживала в нем желание жить, не прося ничего взамен, кроме его дружбы и обещания, что он будет продолжать писать. Со временем она разрешила ему приглашать в мансарду кого-нибудь из своих девиц, хотя и знала, что Хулиан не воспользуется их услугами, как это делали ее постоянные клиенты. Ирен шутила, что ее девочки так же одиноки, как и Хулиан, и единственное, что им нужно, — немного ласки и тепла.