Самсон Агаджанян - Опаленные крылья любви

— Без лампы Аладдина можно обойтись. Сколько часов езды до Ташкента?

— Три.

— У тебя под рукой твоя служебная машина. Всего три часа езды. Ты слышишь меня? Всего три часа езды. Я хочу, чтобы ты приехал и признался мне в любви.

— Наташа, ты требуешь невозможного…

— Если любишь меня по-настоящему, ничего невозможного для тебя не должно быть! Я жду.

Она быстро положила трубку. Улыбаясь, посмотрела на часы, и пошла на кухню готовить для него еду.

Прошло три часа, она подошла к окну. На улице тускло горели фонари и было безлюдно. «Неужели не приедет?» — с тоской подумала она и хотела отойти от окна, но увидела фары приближающейся машины. Сердце учащенно забилось. «Волга» резко остановилась у подъезда. Из нее выскочил Умар и бегом направился в подъезд. «Сумасшедший!» — прошептала она и побежала открывать дверь.

Они долго стояли обнявшись. Положив голову на его широкую грудь, Наташа слушала, как бьется сердце Умара.

— Мне пора, — тихо сказал он.

— А я приготовила тебе поесть.

— Спасибо, но я действительно не могу.

— Умарчик, еще минут пять.

— Наташенька, ровно в шесть проверка боеготовности дивизии, меня будут ждать мои подчиненные, и я не имею права опаздывать.

Он выбежал на улицу, сел в машину, повернулся к водителю.

— Снегирев, в нашем распоряжении три часа сорок две минуты. Вопросы есть?

— Никак нет, товарищ генерал.

— Тогда полный вперед!

«Волга» на большой скорости вырвалась из города и понеслась по широкой трассе. Умар постоянно поглядывал на водителя. Солдат был молодой, и он боялся, чтобы тот не уснул за рулем. Ему самому было не до сна. Гнетущие мысли не давали покоя. События в Чечне его сильно встревожили, он боялся за судьбу сына. Как военный человек, он прекрасно понимал, что попытка оппозиции штурмом взять Грозный и свергнуть Дудаева закончится полным провалом и это будет хорошим поводом для Кремля двинуть регулярную армию на Грозный. «Из этой затеи ничего не выйдет, — рассуждал он. — Чечню таким способом на колени не поставить». Он был против силового" метода удержания Чечни в составе России, но понимал, что при амбициозных взглядах и характере Дудаева у Кремля другого выхода не было. Умару стало обидно за себя, что в трудные минуты для его народа он остался за бортом событий, происходящих на его родине. Иногда в нем пробуждалось самолюбие: бывшие полковники стали государственными деятелями на Кавказе, а он, боевой генерал, по существу остался без дела. «Кого ты обвиняешь? — часто задавал самому себе вопрос. — Кто в этом виноват? Тебе Дудаев предложил должность, почему ты отказался?»

Колеса налетели на яму, и машина сильно подпрыгнула. Умар посмотрел на водителя. Тот, крепко вцепившись в баранку, напряженно смотрел на дорогу.

— Снегирев, ты не устал?

— Никак нет, товарищ генерал.

— Если устал, давай я поведу.

— Не устал, товарищ генерал.

Умар улыбнулся. Солдат ему нравился. Он закрыл глаза, и перед ним возникла вчерашняя телевизионная передача из Москвы, где репортеры показывали горящие танки на улицах Грозного и ликующие лица чеченских солдат. На душе стало тоскливо и, словно наяву, увидел лицо сына. Тот осуждающе смотрел на него. Умар мысленно ответил ему: «Я понимаю твое осуждение: в трудную минуту для родины я остался в стороне. Но и ты должен понять меня! Переход на сторону Дудаева для меня означает войну против русских, на это я никогда и ни при каких условиях не пойду. Только вместе с Россией я вижу нормальный цивилизационный путь будущей Чечни. Перейти на сторону оппозиции тоже не хочу и не могу. Для меня это означает войну против собственного народа, разделенного по вине Дудаева и Автурханова на два враждующих лагеря. Нейтральное положение, в котором я очутился, меня больше угнетает, чем ты думаешь».

Мысленно разговаривая с сыном, Умар на мгновение, словно предчувствуя надвигающуюся опасность, открыл глаза и увидел в нескольких шагах впереди машины бетонный дорожный столб. «Волга» прямо летела на него. Столкновение было неизбежно. В сотые доли секунды рефлекс самосохранения сработал быстрее, чем мозг. Он вцепился в руль и резко вывернул влево. «Волга» развернулась на 180 градусов, падая на бок, полетела под откос и, перевернувшись, стала на колеса. Первое время, находясь в оцепенении от случившегося, Умар молча смотрел перед собой, а придя в себя, мгновенно повернулся к солдату. Тот, крепко держась за руль, не понимая, что произошло, смотрел на осколки разбитого ветрового стекла.