Антонио Табукки - Из сборника «Девушка в тюрбане»

Но декорация переулка оказалась сносной — более правдоподобной и не такой грубой. И Риголетто — отменный бас, вдобавок хороший актер — спросил: «А как тебе платить?» — «Лишь половину вперед беру, потом уж остальное», — пропел в ответ Спарафучиль. Он совсем свернул набок голову и теперь уже открыто разглядывал весь ряд. До чего ж медлителен дирижер, все растянуто, паузы непомерные; некоторое время он мысленно предвосхищал реплики, фразы, потом бросил и стал ждать. Ну наконец-то! Спарафучиль красноречивым жестом приложил руку к сердцу, другую отвел в сторону: «Зовут меня Спарафучиль», молодая блондинка слегка повернула голову, взгляды их встретились; губы ее дрогнули, словно в улыбке, она еле заметно качнула головой, перевела взгляд на сцену и больше не поворачивалась. Опять ты сплоховал, Франклин. Мелькнула мысль: не может такого быть. Сунул руку за полу смокинга, ощупал деньги — они были равномерно уложены вдоль широкого эластичного пояса, — убедился, что все в порядке, потом закрыл глаза и спустя миг был уже далеко от этого зала, от этой музыки, совсем в ином измерении.

Он подождал ее в стороне от толпы, заполонившей фойе, в конце коридора; подошла она все с той же слабой улыбкой, уверенная, решительная, ну точно, она и есть связная. Добрый вечер, не хотите ли чего-нибудь выпить? Нет, спасибо, лучше проделать все побыстрей, шоколадный набор вы, наверно, оставили в гардеробе, тогда давайте обменяемся номерками. А если деньги при вас, пойдемте к телефону, положу вот в эту сумку, таких больших вечерних в природе нет, весь город исколесила, пока нашла. Голос твердый, бесстрастный. Чуть выступающие скулы, карие глаза — красивая. Сколько ей — тридцать, сорок? Это тип без возраста. Закурила, глядит невозмутимо. Держится непринужденно, профессионалка. Не сейчас, проговорил он, сожалею, еще не время, встретимся после спектакля, если босс не помешает. Какой босс? Тот, что сидит с тобой рядом. Не мели ерунду, я пришла одна, его впервые в жизни вижу, и вообще, к чему дожидаться конца, не понимаю. Потом поймешь.

А правда, зачем? Как будто он понимал. Не понимал и не собирался ломать голову над этим. Да просто так. Потому что устал. Потому что сделал тот снимок. Потому что Долорес больше нет, потому что слишком много времени прошло, потому что, потому что, потому что. Потому что вот так. Потому что я хочу пойти поужинать и приглашаю тебя. Когда они выходили из зала, публика стоя вызывала тенора. Она шла за ним молча. В гардеробе он взял пальто, шарф и, растопырив пальцы, покрутил ладонями: видишь, никаких сюрпризов, никакого шоколадного набора, деньги в гостинице и тебе придется за ними пойти, но прежде в ресторан, я голоден как зверь, со вчерашнего вечера ничего во рту не было, кроме растаявшего мороженого. Где ты остановился? Э, нет, хочешь получить деньги — пошли ужинать, а если не голодна — будешь просто смотреть, как я ем. Рассмеявшись, она взяла его под руку: ладно, решим в такси. Я предлагаю в «Лютецию» — лучшая французская кухня в Нью-Йорке, такой вечер стоит отметить ужином во французском стиле. Идет. Почти всю дорогу молчали, только она заметила: правил не соблюдаешь, должен был отдать в театре. Что верно, то верно, но, раз уж так вышло, давай теперь думать о французской кухне.

Сели за уединенный столик. Официант, уберите свечи, довольно одной, яркий свет нам не нужен. Ну что, побезумствуем? Так и быть. Тогда для начала устриц и шампанское, не слишком холодное, как тебя зовут? Неважно. Меня Франклин, а тебя? Зови как хочешь, дело твое. Отлично. Делотвое — чем не имя, правда больше смахивает на фамилию, но пусть будет по-твоему, Делотвое. Порой все начинается с шутки, а дальше, слово за слово, течет беседа сама собой, если ничто не мешает. Беседа потекла, вино тому способствует. Говорил почти все время он: об Ист-Ривер, как давно это было, и о поездках в Мексику, и о былых мечтаниях, и об ушедших друзьях, теперь уже призраках… Я устал, сказал он ей, я одинок, больше так не могу. На десерт ананас с ликером и два кофе. Гарсон, еще, пожалуйста, большую коробку шоколадных конфет. Извинившись, он пошел в туалет, высыпал конфеты в корзинку. Уложил доллары, по пути оплатил счет, купил у табачницы розу и просунул в коробку. Вот, сказал он, возвращаясь, шоколад высшей марки, они были со мной, прости мне эту комедию. Она заглянула в коробку. Зачем ты это сделал? Захотелось общества, столько лет уже ел один, надеюсь, ужин тебе понравился, а теперь извини, пойду спать, спасибо за компанию, Делотвое, спокойной ночи, вряд ли когда-нибудь еще свидимся.