Эмилиян Станев - Чернушка

— Чтоб никто здесь не ходил!

— Ага, теперь понимаю! — кивнул головой Фокасинов и усмехнулся: — Сейчас ей уже не уйти, а?

Отвечать на такой вопрос Прихода счел ниже своего достоинства.

— Выпьем по одной, и я пойду, — сказал он. — Найдется у тебя?

— Найдется.

Жена дорожного мастера вынесла ракию и два стаканчика. Мужчины выпили за то, чтобы скорей поймать лису, и расстались.

— Завтра утром приду поглядеть, как дела, — сказал Прихода. — Возле капкана не ходи, следы останутся, — добавил он и зашагал по белой дороге, на которую падала короткая тень леса.

К пяти часам дня весь западный склон ущелья погрузился в тень. Тень дошла до шоссе, накрыла сторожку и продолжала ползти дальше, к противоположному склону, где еще ярко светило солнце. Мирная тишина воцарилась на тенистой стороне ущелья, из оврагов повеяло прохладой. Плеск воды в реке стал напевным, на белой ленте шоссе не дребезжала ни одна телега, словно все затаилось в ожидании июньского предвечерья.

Лис лежал недалеко от норы, в овраге под скалами, где было холодно и не досаждали мухи. Его хитрые глаза вглядывались в противоположный, еще освещенный солнцем склон. Там паслось стадо коз. Козы шли медленно, рассыпавшись по низкому лесу.

Довольно долго лис шевелил своими черными ушами. Пора было выходить на охоту.

В последнее время лис начал сторониться своего семейства. Хотя он все еще продолжал приносить большую часть добычи лисятам и по-прежнему недоедал, теперь он приходил к ним неохотно и не интересовался больше их играми.

Полежав еще несколько минут, он встал, отряхнул свою вылинявшую шкуру и пошел к сторожке.

Двигался он осторожно, боялся, как бы его не заметила какая-нибудь сойка, избегал открытых мест и выбирал самые заросшие тропки. Так он добрался до букового леса под вырубкой. Тут он всегда останавливался и, прежде чем спуститься вниз, долго слушал.

Крыша сторожки виднелась среди белых стволов бука. Во дворе поднимался синеватый дым — жена Фокасинова готовила ужин — и пропадал в зелени леса. Собаки не было слышно, никаких опасных звуков не доносилось.

Лис спустился по своей тропке и вышел к вырубке. Тут он в удивлении остановился: в воздухе носился запах рыбы. Возле реки во время половодья ему не раз попадалась мертвая рыба, но сейчас он учуял рыбий запах далеко от реки. Он пошел дальше и скоро увидел нескольких рыбешек. Хамса была очень соленой. Есть ее лис не стал. Осторожность его усилилась. Запах несся со всех сторон.

В ежевике он нашел еще несколько поблескивавших рыбешек. Лис лег и пополз на брюхе среди колючих ветвей, стараясь не производить никакого шума и не шевелить их. Вдруг его передняя лапа коснулась чего-то холодного и твердого. В тот же миг это что-то подскочило, точно вырвалось из земли, и, сухо щелкнув, больно стиснуло его переднюю лапу… Боль была страшной, но лис не издал ни звука. Он по-кошачьи выгнул спину и попытался вытащить лапу. Это причинило новую, еще более страшную боль. Лапа была перебита чуть пониже коленного сустава. Она бессильно повисла, из нее капала кровь. Шипы на дугах пробили кожу и вонзались в лапу, как зубы.

Лис вывалил язык, от боли он тяжело дышал, бока ходили ходуном. Изо рта потекла слюна. Лапу жгло точно каленым железом.

Со двора доносилось квохтанье кур и пыхтенье свиньи, наслаждающейся вечерней прохладой, стук кастрюль, которые хозяйка мыла возле дома. По шоссе проехала телега, и кто-то громко поздоровался. Потом профырчал грузовик и поднял облака пыли.

Боль стала нестерпимой. Лис скорчился возле капкана. Залаяла собака. Видно, его учуяла. Лис попробовал волочить капкан за собой, но он оказался слишком тяжелым, хоть и не был привязан. Тогда лис зубами перекусил зажатую капканом лапу…

Кровь залила железо. Она продолжала лить и на тропке, на которую лис поднялся на трех лапах. Он не решился идти зарослями, так как кусты и трава задевали рану, и пошел лесной дорогой, а потом краем поля. Сойки заметили его и закричали. Наконец он доплелся до обрыва, забрался в холодные камни и начал зализывать рану, чтобы остановить кровь…

Наутро во двор сторожки вошел Прихода. Было еще рано, и Фокасинов спал.

Кликнув его и не получив ответа. Прихода направился к зарослям ежевики. Увидев захлопнувшийся капкан, он нагнулся и вытащил его из ямы. На сомкнувшихся дугах висела черная окровавленная лапа, мокрая от обильной росы…

Прихода поглядел на нее расширившимися от удивления глазами, сокрушенно вздохнул и, громко выругавшись, неопределенно покачал головой, то ли поражаясь случившемуся, то ли досадуя на неуспех своего предприятия. Потом, волоча за собой капкан, пошел будить Фокасинова.