Соколов, вплотную подходя к каждому, стал задавать один и тот же вопрос:
— Ты видел?
Ответ от каждого был один и тот же:
— Никак нет!
До сержанта Байжигитова он не дошел. Когда ротный повернулся и направился к Филоненко, сержант в душе облегченно вздохнул. Он почувствовал, что спина у него мокрая. Соколов подошел к Филоненко.
— Видишь, какие у тебя настоящие «друзья»! Ты сейчас убедишься в их преданности.
Он повернулся к строю, хмуро окинув его взглядом.
— Если тот, кто ударил Филоненко, выйдет из строя, даю слово командира не наказывать его. Но если не выйдет, рядового Филоненко за нечестность и обман командира посажу на гауптвахту. На размышление даю минуту. Времени достаточно, чтобы проявить мужество и честно признаться.
Рота молчала. В казарме стояла гробовая тишина. Сержант Байжигитов словно чувствовал на себе взгляд товарищей. Но страх перед ротным пригвоздил к месту. Прошла минута. Соколов повернулся к Филоненко.
— Что скажешь?
Тот молчал. Соколов повернулся к строю.
— Я чувствую, что с вами бесполезно говорить о честности. На подлость и пакость отдельные из вас мастера. Все, мое терпение кончилось. Я не военный дознаватель, чтобы выпытывать у вас, кто ударил. Меня в военном училище этому искусству не учили. Не сомневаюсь, что многие из вас знают, кто его ударил, и молчат. Своим поведением вы меня как командира поставили в дурацкое положение. Если это так, то внимательно слушайте, что я вам сейчас скажу: начиная с этой минуты, если кто допустит пьянку или издевательства над своими товарищами, или иное грубое нарушение воинской дисциплины, телеграммой вызываю его мать. Кто-то из вас, наверное, спросит, мол, а при чем мать? Отвечаю: я хочу посмотреть в глаза этой женщине и спросить у нее. каким же молоком кормила она своего сына, что вырастила такого урода. Я не хочу, чтобы из-за этого подонка вновь наши мамы приезжали за цинковыми гробами тех сыновей, которые честно и добросовестно выполняют свой воинский долг. Я это говорю не ради красивых слов. Вчера в Павлодарском полку молодой солдат в упор расстрелял своего сослуживца, который издевался над ним. Все видели, что старослужащие издеваются над молодыми солдатами, но они так же были слепы, как и вы. Ответьте мне, кто от этого выиграл? Молчите? Да потому, что вам нечего сказать, вы вдобавок еще и трусливы… Подхожу к каждому из вас и каждый за себя мне должен ответить, согласен ли с моим условием. Ответ по уставу: «так точно» или «никак нет»!
Он направился на правый фланг и, подходя к сержанту Кильтау, спросил:
— Согласен?
— Так точно!
Соколов обошел весь строй. Ответ был один: «Так точно!» Алексей повернулся к дежурному по роте.
— Раз все меня поняли правильно, отбой!
Тот громко крикнул:
— Ро-та-а, отбой!
Солдаты, на ходу снимая ремни и расстегивая гимнастерки, кинулись к своим койкам. Меньше чем через минуту они уже лежали на койках. В казарме стало тихо. Соколов еще долго стоял посреди казармы. На душе было тоскливо. Он так и не сумел добиться честного признания. Ему было обидно. Не жалея себя, он делал для солдат все, а они в ответ — такую неблагодарность…
Под утро Настя услышала шаги на веранде. Открыв дверь, она посмотрела в усталые глаза мужа.
— Почему так поздно? Опять ЧП?
— Работы много, вот и пришлось задержаться.
Поспав с часик, Алексей тихо поднялся, чтобы не разбудить жену, оделся и пошел в роту.
Зима, набирая силу, входила в свои права. Уже несколько дней подряд шел сильный снегопад. Настя с тревогой смотрела на сугробы. Все чаще и чаще стала беспокоиться за дорогу в город. Роды приближались. По ее подсчетам, оставалось две, максимум три недели. Как-то вечером Алексей высказал свое опасение, что начнутся роды, а дорога будет занесена снегом, и посоветовал поехать в роддом сейчас и там дождаться родов. Настя возразила ему:
— До родов еще далеко. Меня в роддом не возьмут.
— Я завтра поеду к заведующей и объясню ситуацию. Думаю, она поймет нас.
— Сейчас не хочу. Давай с недельку подождем, а там видно будет.
На следующий день Алексей домой пришел рано. Обняв жену, он возбужденно произнес:
— Еду в Кустанай за машиной. Мне командование полка выделило новый «уазик».
Глядя на мужа, Настя невольно улыбнулась.
— Ты когда едешь?
— Сегодня.
— А когда вернешься?
— Завтра или послезавтра.
— Алеша, пожалуйста, не задерживайся. Мне без тебя тяжело.
— А ты в эти дни поживи у Лукьяновых.
Читать дальше