Артемий Ульянов: Жрец

– Да ну вас, дураки, – огрызнулся он. И, усевшись на край песочницы, принялся разглядывать ботинки так, будто впервые их видел.

В тот вечер дома Тема был сам не свой, чем изрядно расстроил маму. Хмурый и нелюдимый, скорбно сидел в углу со своим плюшевым тигром и японской гончей машинкой, то и дело вздыхая. Бессмысленно глядя в телевизор на Хрюшу с Филей, все никак не мог понять, отчего же он так опростоволосился. «Вот Алишерка… ведь сразу стал обзываться! А потом играл с ней, после полдника. И Денискина конфета ей совсем не нужна была, а они ж почти подружились… Правильно папа говорит: женщины народ странный. Эх, хотел же, как лучше, – сокрушался он, пялясь в глупый мультик про Лелика и Болика. – Имя у меня, как у кота… Хотя… Может, и хорошо, вдруг она этого кота сильно-пресильно любит?» – старался найти хоть какую-то надежду Артемий. После чего твердо решил во что бы то ни стало добиться расположения принцессы. Лишь бы представился случай.

И он представился. Спустя несколько дней Любовь Алексеевна торжественно объявила своим воспитанникам, что в старшей группе детского сада номер пять пройдет утренник интернациональной дружбы. Каждый должен рассказать, какой национальности он и его родители, откуда родом, поведать о родном месте, прочитать стишок, спеть песню и все в этом духе.

– Вы меня поняли, дети? – спросила она, обведя собравшихся внимательным взглядом.

Дети робко закивали в ответ. И только неопрятный грязнуля и плакса Ваня Сиянов честно признался, что ничего не понял.

– Тааак, – протянула Любочка, – сейчас объясню наглядно. Например, Хачик Вартанян, – кивнула она на смышленого кудрявого армянского херувимчика в белоснежной рубашке, на которой красовалось пятно от ягодного компота. – Что ты знаешь про свою национальность, Хачик?

– Я армянин, – ответил тот с довольным видом.

– И папа твой, Рубен Суренович…, – подсказала Любочка, – тоже…

– Тоже армянин, – уверенно закончил Вартанян. – А мама – армянинка.

– Армянка, – поправила его воспитательница, с трудом сдерживая смех. – Значит, вы родом из Армении, так? А как называется столица Армении?

– Ереван, – вдруг выкрикнул Алишер, аж подскочив от гордости за свою эрудированность.

– Алишер, ты что, армянин? – холодно осадила его Любочка, глядя на растерянного Вартаняна.

– Нет, я узбек. А столица Армении все равно Ереван, – обиженно насупился он.

– Что ж ты вечно всех перебиваешь, выскочка? Дойдет до тебя очередь – будешь про Узбекистан рассказывать, понял?! А вот скажи нам, Хачик, какое самое вкусное национальное блюдо готовит твоя мама?

– Армянское? – почесал вороные кудри Хачик. – Самое вкусное? – закатил он глаза к потолку, перебирая семейное меню. – Котлеты с макаронами. И с подливкой…

– Ага, понятно, – вздохнула Любовь Алексеевна. – Спросишь дома у мамы, какие бывают армянские блюда, ладно? Так, кто у нас следующий расскажет про свой народ? – заскользила она взглядом по притихшей аудитории.

Желающих оказалось двое. Алишер тряс задранной вверх ладонью, рискуя упасть со стула. И белобрысый, почти бесцветный голубоглазый блондин Петр Зимаков тоже очень хотел. Чтоб снова не попасть впросак с национальными особенностями, Любочка дала слово Петьке. Вскочив, он торжествующе оглядел притихших воспитанников, подарив долгий значительный взгляд Свете Аникиной. После чего, набрав в грудь воздуха и густо покраснев, громко произнес:

– А у меня папа – грузин, между прочим!

– «Грузин», – зачарованно выдохнула самая впечатлительная часть интернациональной аудитории.

– Грузин?? – удивленным эхом отозвалась воспитательница.

– Да! – гордо подтвердил Зимаков, утвердительно кивнув белобрысой башкой. – Грузин!

– Ты уверен? – снова переспросила она, откинувшись на стуле.

– Конечно, Любовь Алексеевна! – не сдавался Петька.

– А почему это он… грузин? – забеспокоилась Любочка, поднявшись из кресла. Она, конечно же, прекрасно знала старшего Зимакова, совершенно такого же альбиноса, как и его сын.

– Почему? Да у него и папаха есть! И бурка! Черная! – выпалил Петька. – И патроны на бурке, вот здесь! – выпятив грудь, он провел рукой по воображаемому патронташу. И, увидев восхищенные глаза детсадовцев, многозначительно добавил: – И кинжал! Настоящий кинжал…

– Ну, допустим, – растерянно протянула Любовь Алексеевна.

– Клянусь! – выпалил Зимаков. – Ест он только шашлык, острый, с перцем. И вино пьет с дядей Колей, когда мама не видит. Потом лезгинку танцует! – почти выкрикнул грузинский сын. – Вот так!