Юрий Иванов - Списанная

— Садись за руль, — боясь разглядеть под приборной доской огонь, прохрипел через кашель «старик». — Тут ничего не загорелось?

— Нет. Тт-только факелы, — откликнулся напарник. «Старик» снова пошарил по полу. Заводной ручки нигде не было. Он похолодел от мысли, что «салага» забыл ее вытащить из отверстия в кожухе радиатора и она по дороге выскочила.

— Где ручка?

— Какая руч-ка?..

— 3-заводная. К-кривой стартер…

«Салага» перевалился с боку на бок. Долго ощупывал собственные ноги. И наконец подтолкнул глухо звякнувшую железку к дверце.

Двигатель завелся после того, как «старик» окончательно выбился из сил. Казалось, поршни расплавились и накрепко впаялись в цилиндры. Но он все-таки сорвал их с места. Добравшись до кабины, потянул на себя набалдашник переключателя скоростей. Он понял, что завести машину больше не удастся, что это последний рывок. Перед носом бензовоза уже вспыхнули пеной первые волны очередного снежного заряда, уже затягивалось мглой и без того ограниченное кострами пространство. И все реже пробивались через эту мглу сигналы маяка.

«Старик» выбил скорость, торопливо нагазовал двигатель. Тот не заглох. Он снова разогрелся до» такой температуры, когда горючее воспламенялось самостоятельно, без искры от свечей. В любую минуту один из шатунов мог оторваться от своего поршня и пробить блок. Медлить было нельзя. И как только новый вал с грохотом и воем промчался над кабиной, «старик» врубил скорость. Свет фар застрял в месиве из ледяной крупы, распался на тысячи светящихся точек. Казалось, машина ехала по объятой пламенем степи, поднимая перед собой тучи искр. А откуда-то из небытия продолжал подавать едва различимые точки маяк. «Старик» больше не косился на приборную доску, по которой прыгали обезумевшие стрелки, не смотрел и в сторону затихшего в углу «салаги». Он знал, что если им овладеет страх, то это будет конец. Он давил и давил каменным сапогом на педаль газа, словно пытался растереть ее в пыль.

Бензовоз подпрыгнул и, как подстреленный на бегу лось, сунулся всей своей тяжестью на передние колеса. «Салага» без звука свалился с сидения на пол. Завозился, залопотал что-то, пытаясь найти точку опоры. В кабину влетело ядро из раскаленного пара, взорвалось на зарешеченном окне заднего вида и превратилось в рыхлое горячее облако. «Старик» с трудом отжался от баранки, выключил фары. Машину облепила вязкая серая мгла. Маяка больше не было. Он перестал существовать еще до того, как двигатель показал «братскую руку». Кабину бледно-синим светом слабо освещал плафон под крышей. «Старик» отрешенно посмотрел на все еще неспокойный брелок на ключе зажигания и глубоко вздохнул. «Салага» наконец-то уцепился за приваренную в низу бардачка скобу. Заметив, как тащит он за собой будто перебитые ноги, «старик» невольно поморщился. На полу продолжал чадить факел. Языки бордового пламени то шустрыми гусеницами перебегали с края на край обугленных кусков ваты, то прятались под плотными пластами чада. «Старик» потянулся было к банке с бензином. И увидел ее, пустую, под сапогами «салаги». Через дыры с полу кто-то с упорством протягивал бесполезные оренбургские пуховые платки и, встряхнув, укрывал ими пол. «Старик» уставился в темную промоину в лобовом стекле. В прорубь заглянула звезда. Она была такой далекой, что, казалось, светила со дна омута. «Старик» вяло приподнял одно плечо, чуть наклонил голову набок. И вздохнул. В омуте отражался плафон. Ноги снова были тяжелыми и ненужными. Теперь окаменели и ляжки. Но это обстоятельство не вызывало особого беспокойства. В углу посапывал белым, будто измазанным известкой носом «салага». Где-то совсем рядом попал в цель ПТУРС. Показалось, что снаряд разнес зад у бензовоза, что жарко вспыхнула солярка. «Давно бы так. А то мимо да мимо, — подумал «старик». — Это хорошо. Пока огонь доберется до кабины, мы успеем отогреться. До кошары, кажется, рукой подать…» Он еще раз заглянул в промоину в лобовом стекле. Темная вода поглотила мглистый день. В ней растворилось и отражение плафона. «Старик» закрыл глаза…

…Он стоял на пороге дарханбаевской кошары и метелкой из духовитого чабреца отбивал насевшую на сапоги пыль. Казах сидел возле костра, разведенного в центре саманной мазанки, прямо на глиняном полу. Разливая противный казахский чай в пиалы, он поглядывал на «старика» и улыбался:

— Второй год пошел, да? Из «черпаков» «старик» стал, да? Вижу, какой нарядный. На гимнастерке стрелка, на брюке стрелка. Сапог яловый.