Анатолий Афанасьев: Привет, Афиноген

Выступать больше никто не захотел, и через пять минут Виктор Давидюк объявил собрание закрытым. Оно продолжалось ровно полтора часа.

Кремнев сразу направился к директору доложить о новостях. Вскоре прибежала взмыленная секретарша, разыскала Афцногена Данилова, смолящего с друзьями на лестнице, и велела срочно идти к Мерзликину. Смотрела она при этом на Афиногена, как на конченного человека.

– Не дрейфь, – напутствовал Данилова Сергей Никоненко, – тебя, разумеется, с работы турнут, но при твоих данных ты легко устроишься грузчиком ня молокозавод.

Мерзликин принял Афиногена вежливо и с пониманием. Сосредоточенный Кремнев листал журнал за маленьким столиком в углу.

– Уже не болеете, Данилов? – осведомился директор.

– Немного еще болею.

– Приятно познакомиться. – Мерзликин сам не садился и его не приглашал. Стоял неподвижно посреди кабинета, но было такое впечатление, что он ходит вокруг Афиногена, разглядывает его со всех сторон идаже ощупывает.

– Значит, считаете – отдел следует аннулировать? А Карнаухова оставить?

– Всех пора на смену! – авторитетно подтвердил Афиноген.

– Карнаухова–то куда?

– Его в другое место.

– Заведующим?

– Конечно. Или замом к себе возьмите. Хороший будет зам. Не лизоблюд.

– Так, так, Данилов. Что ж, надеюсь, вы юноша последовательный и от своего мнения не отступитесь. Значит, выйдете из больницы и сразу заявление? Или месячишко поработаете еще?

– Я долго буду работать, Виктор Афанасьевич. В порядке реализации права на труд.

– У нас будете реализовывать?

– Где же еще? – Афиноген удивился. – Если яначну скакать с места на место, то буду «летуном».

Директор продолжал его разглядывать, любовался синеглазой улыбкой и вообще его бравым видом. Даром, что после операции человек. Спросил:

– А может быть, ты просто сутяга, Данилов?

– Может быть.

Щека Мерзликина нервно дернулась, и он погладил ее пальцами. Пошел сел за свой стол.

– Юрий Андреевич, – сказал оттуда, – а он мне нравится, твой протеже.

– Мне тоже нравится, – отозвался Кремнев. – Приятный молодой человек. Остроумный и покладистый.

Афиноген опустился в кресло и достал сигареты.

– Курите? – обратился к директору.

– Наглец! – Мерзликин уже веселился, он и раньше не особенно–то негодовал. А чего ему негодовать, раз все по его вышло. – Юрий Андреевич, ты говоришь – толковый специалист?

– Говорят. В его возрасте рано судить. За душой–то одна амбиция пока.

– Почему же он такой наглый? Вон закурил без разрешения. Не битый, что ли?

– Да уж…

– Я, мой милый мальчик, на фронте, было раз, штрафной ротой командовал… Ты у себя в отделе можешь гоголем выступать, а у меня веди себя пристойно. Вдобавок, как ты ни выпендривайся – образованность тебя подводит, держит в рамках. Ты ответь мне на два вопроса. Почему ты хамишь? Раз. И чего ты добиваешься? Два. Понятны вопросы?

– Хамлю я, когда меня стараются унизить. Достоинство блюду. Раз. Добиваюсь я нормальных условий для работы. Два.

– Тебе заведующего пост предлагали. Ты понимаешь, что это такое в твои годы?

– В мои годы армиями командовали.

– Легенды, вздор. Армиями, мой дорогой, командовали убеленные сединами опытнейшие военачальники,

– По–разному случалось.

– Вот что, Афиноген Данилов. Ты каждое мое слово под сомнение не ставь. Ты у директора в кабинете, не у Пронькиных на именинах. Так у нас разговор не получится.

– Я могу быть свободен?

Директор был в достаточно благодушном настроении и опять себя пересилил:

– Не знаю, как с ним разговаривать, Юрий Андреевич? – не зло, скорее шутливо.

– Можно я вам объясню? – Афиноген пускал дым вокруг себя затейливыми фигурами. Давненько не дымили с таким шиком директору в нос. – А вы постарайтесь меня понять, как всегда добавляет мой друг Никоненко. Вы слишком долго руководили людьми, и вы, и Юрий Андреевич, и вам подобные. Но для того, чтобы руководить, нужна особая, очень высокая культура, специальные психологические навыки. У нас этому не учат, да у вас и времени не было учиться… Власть, постоянное невольное ощущение превосходства незаметно сместили шкалу, по которой вы оцениваете человека. Вы позволяете по отношению к другим такой топ и такое обращение, какое по отношению к себе ни в коем случае не допускаете, считаете вызывающим… Возраст тут ни при чем. Вы, к примеру, мне лично не сват, не брат, не отец. Но я не могу сказать, допустим, при вас: «Юрий Андреевич, я не знаю, как мне разговаривать с этим директором», – а вы при мне про меня вполне можете. И искренне не находите в этом ничего предосудительного. Вы оцениваете меня вслух, как скотину, – попробуй я!.. Это сложно, вряд ли вы даже поймете, о чем я говорю, наверное, поздно вам понять… Ну вот, я закурил. Тем самым чудовищно вас оскорбил. А приди вы ко мне на рабочее место – разве вы стали бы спрашивать разрешения. Да если бы и спросили, то для проформы. Или, представьте, спросили бы, а я ответил: «Нет, товарищ директор, извините, здесь курить нельзя, здесь люди работают». Что бы вы про меня решили? Сумасшедший? Отпетый хам?.. Никто не узаконивал одну манеру поведения для начальника, а другую для подчиненного. Вы сами ее установили, пользуясь служебным положением. С какой стати вы обращаетесь ко мне на «ты», когда я вас величаю по имени–отчеству? Не ко мне, ладно я, допустим, молод. Но вы так обратитесь и к человеку старше себя, а он вынужден будет отвечать «вы». Объясните хотя бы этот маленький нюанс. Почему?