Виктор Мартинович - Озеро Радости

— Яся, — наконец говорит он предельно человеческой интонацией — она уже слышала ее, когда он объяснял, почему не может отпустить ее в Минск. — Яся, садитесь, я покажу вам кое-что.

— Ладно, — говорит она прежде всего себе и устраивается в салоне.

Из окон общаги свешиваются головы любопытных: не так часто помазанник божий одаривает джунгли своим вниманием. Еще десять минут, и у крыльца образуется очередь из бьющих челом по поводу текущего крана в блоке номер… Среди выглядывающих есть и Валька. Она демонстрирует Ясе большой палец — молодец, мол! Такого хахеля отхватила!

«Волга» трогается с места, Виктор Павлович включает магнитолу и быстро перегоняет на четвертый трек — из колонок звучит «Lady in red is dancing with me. Nobody’s in, just you and me». Рядом с переключателем скоростей — диск «Romantic Collection. Vol. 3» со свежесодранным ценником. «О-о, вот и долгожданная любовная линия нашего производственного романа», — думает Яся про себя и поджимается еще больше.

Они быстро выруливают из Малмыг (Виктор Павлович успеет проехать мимо пузатого двухэтажного домика и сообщить, гордо, но без явной двусмысленности: «Мое служебное жилье. Один живу») и мчатся через поля. Солнце красит леса оранжевым, особенно стараясь на стволах сосен.

— Вот тут очень большое сражение было в Великую Отечественную войну, Яся, — сообщает председатель, причем сообщает тем самым человечным голосом; по его мнению, рассказ должен ее тронуть. — На холмике немецкий дот стоял и, значит, по нашим ребятам, которые на него в атаку шли, крупнокалиберным пулеметом. А дот — это, знаешь…

Яся зевает, хотя ей не хочется зевать. Оказывается, симулировать зевок также хлопотно, как и симулировать непринужденность.

Председатель прерывается на полуслове. Они едут молча, играет диск «Romantic Collection. Vol. 3». Машина замирает на обрыве, внизу течет виляющая Вилия, слева утомленное солнце нежно с полем прощается. Расчет по времени верен.

— Давай тут постоим немножко. На закат посмотрим, — предлагает председатель.

Яся соглашается — а что делать? До общаги — 36 километров, она следила по спидометру. Они смотрят на закат, и когда признаки нетерпения, проявляемые девушкой, становятся слишком явными, Виктор Павлович предлагает вернуться в машину. Он управляет, не роняя больше ни слова и непонятно: он обижен, он раздражен, он злится на себя (по всем раскладам, ему — надо бы). Наконец он поворачивается к ней и, залитый последними лучами так и недосмотренного из-за Ясиного нетерпения заката, спрашивает:

— Эх, Яся, Яся… Что ты себе думаешь? Сколько лет тебе? Двадцать два скоро будет? А добилась ты чего? Диплом непонятный да специальность, которая в жизни нормальному человеку ни к чему. Ни семьи, ни детей, ни будущего… А нормальная ведь девка! Тебе жить да жить!

Яся не находит, что ответить — в каком-то глобальном смысле он, конечно, прав, но то, что он называет жизнью — жизнью в стиле «Romantic Collection. Vol. 3», с телевизором и простым человеческим счастьем в белой рубашке с коротким рукавом, не интересует ее ни с какой вообще стороны. Ободренный Ясиным молчанием в ощущении собственной правоты, Виктор Павлович поддает газу, и они подлетают к паркингу у деревянной беседки.

Есть места, которые хорошо выглядят в ярком солнечном свете. Есть места, созданные для туманного утра (к таковым относятся большие деревья, растущие у реки). Есть горные вершины, на которые нужно смотреть только на закате — иначе возненавидишь их за открыточность. Существуют и места, которым к лицу тонуть в сумерках. Они — в одном из них. Беседку обступает лес. Лес обступает вечер. Вечер обступает ночь, подкрадывающаяся с востока. На западе небо алеет.

На столике — два хрустальных фужера и бутылка шампанского Минского завода игристых вин «Шелест бального платья». Рядом, в тарелке, — крупно нарезанные помидоры, огурец и ломанная руками шоколадка «Алеся» с розовой начинкой. В фужерах шевелятся залезшие в них муравьи. Яся молчит. Председатель, у которого от стеснения особенно сильно покраснели уши, возится с шампанским — разрывает фольгу, расплетает проволочное крепление пробки, аккуратно вытягивает ее из горлышка (пробка, в отличие от всего остального в этой бутылке, настоящая). Наконец шампанское выстреливает и проливается на стол кисло пахнущей белой струей. Он подставляет фужеры, и муравьи гибнут в густой пене, похожей на ту, что исторгается огнетушителем в фильмах.

— Ну давай, Яся, выпьем за подвиг нашего народа в Великой Отечественной войне, — поднимает Виктор Павлович свой бокал.