Гийом Мюссо - Здесь и сейчас

«С днем рождения, Лизочка! Думаю о тебе, люблю и целую, мама».

Вот так, я и о дне рождения забыла, а мне сегодня исполняется двадцать восемь лет.

Никогда еще небо не было таким ослепительно-синим.

Со стаканчиком капучино в руке я шла вниз по Черч-стрит.

Шла и разглядывала свое отражение в витринах. Сегодня утром у меня встреча в Бэттери-парк с представителями одного женского журнала, который собирается сделать со мной фотосессию. Я играю в театре, бегаю по кастингам, но на жизнь зарабатываю рекламой. И прекрасно понимаю, что этот заработок не вечный. День рождения — дополнительный звоночек. В этом году меня приглашали гораздо реже: в мире моды нужна свежатинка, а меня вот-вот спишут в тираж.

В городе час пик, на улицах полно народу: тысячи людей спешат на работу. Мужчины, женщины, белые, черные, азиаты, латиноамериканцы. Целеустремленный поток. Энергия.

Я прислушалась, ловя обрывки разговоров. Говорят о делах, детях, семьях, любовных проблемах и постельных. В восемь часов утра в Нью-Йорке что ни прохожий, то герой романа.

На место встречи я пришла даже раньше срока. Металлическая синева неба, легкий ветерок — эта часть Манхэттена так хороша, что дух захватывает.

— Привет, Лиза!

Меня окликнула Одри Сван, девушка-фотограф, которая будет руководить фотосессией. Она мне симпатична. Мы обе знаем, что такое безропотное смирение. В двадцать лет она мечтала быть военным репортером, а я хотела стать Мэрил Стрип. Теперь мы обе делаем фотографии для Ральфа Лорена.

Мы нежно обнялись.

— Что поднялась ни свет ни заря? — спросила она. — Девчонки придут через полчаса, не раньше.

Я дошла с ней до гримерки, которую ее ребята соорудили в центре парка. Одри показала, куда мне положить сумку, и предложила чашку кофе.

Себе тоже налила, и мы уселись на скамейку, глядя, как по аллее спешат прохожие и бегут любители утреннего бега.

Посплетничали на солнышке, поболтали о том о сем. Что делается в мире, о статуе Свободы, об Эллис-Айленд.

О своих проблемах тоже, и сердечных, и постельных. В общем, славно поболтали за жизнь.

И вдруг молоденький паренек на роликах резко затормозил рядом с нами. Поднял руку к глазам козырьком, чтобы солнце не мешало, и уставился на север. Лицо у него было та-а-акое странное!..

Мы тоже посмотрели, куда он смотрел.

Одна из башен Всемирного торгового центра полыхала.

— Ничего, бывает. Туристический самолет небось врезался, — неуверенно пытался объяснить происходящее остановившийся велосипедист.

Минут пятнадцать мы не отрывали глаз от черного столба дыма, поднимавшегося в воздух. Одри схватила фотоаппарат и принялась фотографировать башню, которая находилась буквально в двухстах метрах от нас. Одна бегунья остановилась и начала рассказывать о теракте 1993 года. Тогда погибли шесть человек, но в момент катастрофы людям казалось, что произошел несчастный случай.

В небе появился еще один самолет. Самолет, который не должен был находиться сейчас в небе. Он не должен был лететь так низко. Самолет, который своим полетом недвусмысленно нацеливался на вторую башню.

Люди на аллее в испуге ахнули. На наших глазах происходило что-то ужасное, но все это было так невероятно, что мы не могли в это поверить. А еще через секунду поняли: мы не только зрители трагедии, мы ее участники. А когда поняли, в толпе началась паника.

Люди ринулись бежать в сторону Бруклинского моста, а мы с Одри решили пойти к месту катастрофы.

Одри, вооружившись фотоаппаратом, запечатлевала для вечности царящие вокруг нас ужас, испуг, панику. Сверхнапряжение спасателей. Растерянность случайных прохожих, их блуждающие взгляды, их бегство от охваченного огнем улья.

Мы шли дальше, и становилось еще страшнее. Окровавленные изуродованные тела на асфальте, люди кричали, корчились от боли. Мы словно попали в пекло военных действий. Бейрут оказался в центре Манхэттена.

Осколки, камни, груды искореженного металла. В воздухе летают тысячи листков бумаги. Хаос, дым, вопли. Люди молятся, плачут, зовут на помощь.

Апокалипсис.

В толпе из уст в уста передается слух, что был и третий самолет. Он только что разрушил Пентагон.

Полицейские прилагают все силы, чтобы обуздать беспорядочную стихию. Встали цепочкой. Не пускают нас дальше.

Я ищу взглядом Одри и не вижу ее. Она исчезла. Зову. Она не откликается. Когда я поняла, что осталась одна, мне тоже стало очень страшно. Я побежала по Черч-стрит и вдруг услышала позади себя хрип огромного чудовища. Разъяренного Левиафана. Огнедышащего дракона.