Ольга Николаева - Я иду искать

До того сидевший с закрытыми глазами Максим внезапно резко поднял голову.

— Так не за нашим ли приятелем ты шёл?

— Да. — Сергей пожал плечами. — Думаю, да. Картинка сложилась и стала ещё чётче. И тем легче нам будет осуществить наш план.

Все замолчали. Время тянулось, словно насмехаясь. Сергей отвернуклся и больше не шевелился, бессильно привалившись к боковому окну, а когда наконец выпрямился, на стекле остался смазанный красный след.

— Всё. Едем. Он чувствовал, что я рядом и ждал. А теперь ему снова придётся прятаться. Мне даже интересно, как он это будет делать! Но времени запутать следы у него больше нет. — Сергей повернулся назад и вместо охотничьего азарта, сквозившего в только что сказанных словах, Максим увидел в его глазах неподвластную ему самому тоску. — Теперь перед нами то, что, кажется, называется финишной прямой.

«Ока» развернулась и помчалась обратно в город. Правда теперь езда, хоть и быстрая по обычным меркам, казалась почти неспешной.

Когда, уже въехав в город, они затормозили перед очередным светофором, взгляд Вадима случайно упал на большую застеклённую витрину какого-то магазина, отражавшую кусок улицы, и он невольно схватил Максима за руку, отбросив недавнее раздражение.

— Смотри!.. — Он почувствовал, как апатия снова отступила, теперь уже всерьёз, рухнув хлипкой декорацией, маскировавшей от него самого скрытую под ней тревогу. И теперь, глядя отражающуюся в витрине ржавую разбитую «Оку» с выбитыми окнами, стоящую на остатках колёс, он чувствовал, как бешено заколотилось сердце. — Максим, смотри!

Бросив взгляд в окно, Максим равнодушно отвернулся, снова откинувшись на спинку сиденья.

— Господи, как я устал…

Вадим завороженно смотрел в окно.

— Сергей… Вы видели отражение?

Зажёгся разрешающий сигнал и «Ока» снова двинулась вперёд в ряду остальных машин.

— Нет, Вадим, не видел и даже не испытываю такого желания.

— Но оно…

— Я знаю. Оно такое же, как моё собственное. — Сергей повернулся к Вадиму. — Эта машина не принадлежит миру живых, поэтому зеркало такой её и отражает. Зеркало — грань между мирами, поэтому то, что находится в мире живых, но не принадлежит ему полностью, зеркало отражает таким, каким оно является за его гранью. Ты же видел машину, пока я ещё не сел за руль. И ты видишь, как она изменилась. Она, но не её отражение.

— Видел, но… Нет, не могу! Не понимаю! Что мне кажется, а что есть на самом деле?

— Тебе ничего не кажется. На самом деле всё обстоит именно так, как ты видишь.

— Но я вижу то, чего быть не может!

— Вадим, значит, может. Нельзя безоговорочно верить во что-то привычное только потому, что оно — привычное. Меня всегда удивляло, как поспешно люди называют совпадениями то, что может их хоть немного побеспокоить, как они старательно пытаются не замечать этого, как они готовы скорее себя объявить сумасшедшими, чем просто поверить собственным глазам.

— Но ведь отражения правда никто не замечает.

— Потому что глядя в витрину, люди смотрят только на собственное отражение. Даже не на то, что в ней выставлено, а — на собственное отражение, для них просто ничего нет важнее их собственных персон. Человек скорее заметит выбившуюся у него прядь волос, чем то, что стоит у него за спиной. Причём только по одной-единственной причине — ему так спокойнее. — Сергей усмехнулся. — Нет такого риска, на который человек не пойдёт ради сохранения собственного спокойствия! Это только на первый взгляд звучит парадоксально, на самом деле так оно и есть.

Вадим смотрел на сменяющие друг друга дома за окном, на идущих по тротуару людей — болтающих, обнимающихся, пьющих на ходу пиво… и — бросающих быстрые взгляды на тёмные витрины, чтобы увидеть собственное отражение. Только его. Интересно, многие ли из них замечают хотя бы эту ночь — гулкость шагов по ещё не подсохшему асфальту узких улиц, влажно поблёскивающие крыши домов, дымчато-перламутровые облака, особую, зыбкую прозрачность темнеющего неба, предвестницу знаменитых белых ночей? Или эта ночь для каждого — просто привычный повод выйти из дома, продемонстрировать себя тем, кто, впрочем, тоже занят только собой? А если кому-то нужен действительно ты, а не его собственное отражение в твоих глазах, то, скорее всего, он просто хочет убить тебя и выпить твою кровь… При этой мысли Вадим почувствовал, как губы сами собой напряглись в злой и, кажется, прежде не свойственной ему усмешке.

Он перевёл взгляд на Максима, его резкий профиль не смягчал даже дымчатый полумрак салона. Вблизи были видны мелкие морщинки возле глаз, глубокие, идущие к уголкам жёсткого рта складки, седые нити в тёмных волосах. Теперь Вадим знал, что это не соответствовало его реальному возрасту, как знал, и что послужило всему этому причиной. Максим был даже младше Вадима, когда десять лет назад на его пути появился вампир… или когда он сам встал на пути вампира, причём Максима никто не вынуждал, не убеждал, не успокаивал и не поддерживал. Он сам выбрал это противостояние вместо привычного пожатия плечами — показалось, привиделось, надо же — цепь совпадений… А закончилось это противостояние болью. Болью за своего же врага. Вадим уже забыл, зол был на Максима совсем недавно. Теперь ему было жалко этого человека. В мире есть многое из того, что упрямо пытается отрицать здравый смысл — странные видения, оборачивающиеся осязаемой опасностью, отражающаяся в зеркалах изнанка реальности, смертоносные гости с того света, пьющие кровь вампиры… нет в нём только чудес. Нет хрестоматийной победы добра над злом, потому что нет ни добра, ни зла…