Жозе Сарамаго - История осады Лиссабона

На одном из витков подобных размышлений Раймундо Силва от них отвлекся, внезапно вспомнив, что Мария-Сара ни разу не выказала любопытства к тому, как у него обстоят дела со сферой чувств, обобщенно говоря. И хотя подобное безразличие пробуждало в его душе раздражение: В конце концов, мне еще не сто лет, за кого, интересно, она меня принимает, сразу же вслед за тем он понял, что дал слово ребяческой досаде, отчасти простительной с учетом того хорошо известного обстоятельства, что мужчины – все без исключения – совершеннейшие дети, досаде, осложненной еще и уязвленным мужским самолюбием: Мужская гордость, достоинство самца, пробурчал он и оценил лапидарную выразительность определения, семантически неприступного. На самом деле это может оказаться никаким не безразличием, а природной деликатностью, ведь есть же натуры, решительно неспособные ломиться в двери чужой личной жизни, хотя по здравом размышлении следует признать, что это не тот случай, ибо с самого начала и во всех обстоятельствах инициативу проявляла она и пустой созерцательностью не грешила. Нет, тут надобно искать другое объяснение, Мария-Сара, к примеру, рассчитывала, что за ее откровенность ей немедленно отплатят той же монетой, а потому не исключено, что она сейчас терзается черными мыслями в таком примерно роде: Не доверяй собаке, что не лает, и мужчине, что молчит. Также не следует сбрасывать со счетов возможность, отлично, кстати, укладывающуюся в рамки современной морали, – возможность, сказали мы, того, что она расценила его гипотетическую связь с кем-то как фактор маловажный и незначительный: Мое дело – показать, что чувствую, и я не собираюсь сначала узнавать, свободен ли кавалер или нет, пусть сам скажет. Во всяком случае, та, кому пришло в голову посмотреть в картотеке адрес этого корректора, вполне могла бы воспользоваться случаем и узнать и его гражданское состояние, пусть даже эта информация устарела. Холост, значится в формуляре Раймундо Силвы, а если он потом и женился, никому, разумеется, и в голову не пришло внести эти изменения в анкету. Да и потом, между статусом холост и статусом женат, или разведен, или вдов есть немало возможных ситуаций – до, во время и после, – сводящихся к ответам на вопрос, задаваемый себе каждым: А кого я люблю, независимо от того, кого он любит, включая сюда, разумеется, все основные и дополнительные варианты, как активные, так и пассивные.

В последующие два дня Мария-Сара и Раймундо Силва подолгу разговаривали по телефону, повторяя порой то, что уже бывало сказано раньше, дивясь порой, что подыскивают и находят самые лучшие слова, дабы выразить это самое то иначе, что, как всем известно, практически невозможно. И средь бела дня – второго – Мария-Сара объявила: Завтра выйду на работу, а уйду на час раньше и приду к вам. И с той минуты, как было ему это возвещено, Раймундо Силва своими действиями блистательно подтверждал все, что утверждал ранее относительно присущей мужчинам инфантильности, суетился, словно стремясь избыть как-то избыток энергии, томился, потому что медлительней времени все же нет ничего на свете, капризничал и придирался и вообще совершенно ошалел, если воспользоваться определением, мысленно сформулированным сеньорой Марией при виде того, как к ее привычным и обычным усилиям по наведению чистоты и поддержанию порядка вдруг стали предъявляться абсолютно непомерные, несуразные, невозможные для нормального человека требования. Впервые она заметила мавров на побережье, то есть заподозрила неладное, еще когда в вазе появилась роза, а когда роз стало две, подозрения, переросшие в почти непреложную уверенность, пусть пока беспредметную и безадресную, сменились твердокаменной убежденностью, да и может ли, спросим, быть иначе, если устроенный в доме и более чем неуместный переполох доходит до того, что тебе суют под нос палец, выпачканный в пыли, оказавшейся на дверной притолоке, то есть ведут себя в наихудших традициях помешанных на чистоте хозяек. Раймундо Силва понял, что должен наконец взять себя в руки, лишь когда сеньора Мария с явно провокационной целью спросила: Белье постельное сегодня поменять или, как всегда, в пятницу. Мужчины не только инфантильны, они еще и слезы прозрачней. Хорошо еще, что Раймундо Силвы не было в эту минуту в спальне и сеньора Мария не видела его смятения, хотя подтверждением того, что выстрел попал в цель, послужила едва заметная дрожь в голосе, едва уловимая, но достаточная для изощренно-тонкого слуха: Не понимаю, почему надо ломать раз и навсегда заведенный порядок, и эта фраза не только не обманула прислугу, но и в душу хозяина вселила новое беспокойство – смутное и какое-то извилистое, призванное отразить те единственные слова, которые здесь были бы законны и уместны, но в его внутреннем монологе прозвучали бы с неуместной и грубой откровенностью: Достаточно ли свежа окажется постель, когда мы в нее ляжем, должен был бы он спросить и не знает, что ответить, и слышит непристойный ответ сеньоры Марии, такой вот, ни больше ни меньше: Да я думала, вы хотите, чтоб я перестелила, и трусливо молчит, исходя из того, что если она поменяет белье на собственный страх и риск, то уж, значит, это судьба. И только когда за нею закроется дверь, Раймундо Силва, зайдя в спальню удостовериться и увидев свежие простыни, ибо сеньора Мария, несмотря ни на что, исполнена милосердия, так и не сумеет определить, доволен он этим или рассержен. Как все сложно в этой жизни.