Жозе Сарамаго - История осады Лиссабона

Лиссабон наконец взят в осаду, уже есть кого хоронить, и вместе с ними на тех же баркасах перевозят на другой берег раненых, а там вверх по склону несут одних на кладбища, других – в кровавые лазареты, первых – сообразно нации и статусу, вторых – без разбору. В лагере, помимо скорби и печали по поводу потерь, не слишком, впрочем, значительных – мы имеем в виду не потери, а скорбь и печаль, поскольку люди здесь все больше суровые и мало склонные к слезам, – царит полная уверенность в будущем и исступленная вера в помощь Господа нашего Иисуса Христа, который на этот раз не даст себе труд появиться, как тогда в Оурике, но уже свершил немалое чудо, заставив торопливо отступающих мавров оставить на произвол неприятельского, нашего то есть, аппетита большой груз зерна, муки, овощей и прочих припасов, предназначенных для снабжения города и, поскольку там их хранить было негде, спрятанных в пещерах, что отрыты посреди склона, как раз на полдороге от ворот Ферро к воротам Алфофа. Это ведь именно тогда, по случаю этой счастливой находки, наш государь дон Афонсо с мудростью удивительной для его возраста – всего тридцать восемь лет, ребенок еще, в сущности, – произнес знаменитую фразу, сразу же вошедшую в обиход португальской идеологии: У кого есть, тот и будет есть, и предусмотрительно распорядился спрятать нежданно обнаружившийся провиант, чтобы не надо было раньше времени изобретать другой афоризм: У бедняка утроба не набьется до гроба, и добавил, что уреза́ть лучше, пока еще есть что.

Целая неделя миновала уже после того, как Раймундо Силва ошибся в расчетах и избрал неверную стратегию, намереваясь в полдень следующего дня двинуть войска с Монте-да-Граса на одновременный штурм всех пяти ворот, рассчитывая либо обнаружить в обороне города слабое место, либо оттянуть туда силы мавров с других участков, отчего те, естественно, станут уязвимей, и тогда. Даже нет смысла завершать фразу. На бумаге все планы более или менее хороши, однако действительность уже проявила свою необоримую склонность рвать их в клочки. И это касалось не только предместий, превращенных маврами в редуты и бастионы, этот вопрос, в конце концов, решаемый, пусть и ценой больших потерь, тут интересней другое – как войти через эти ворота, столь сильно укрепленные, защищаемые тучей стрелков на башнях, или как штурмовать стены такой высоты, что никаких лестниц не хватит, да и часовые, надо полагать, спать не будут. Так что для Раймундо Силвы наконец создались исключительно благоприятные условия, чтобы оценить трудности этой затеи, поскольку с балкона ему видно, что и без оптических прицелов можно уложить любое количество христиан, едва лишь они попытаются приблизиться к воротам Алфофа – если те еще существуют. По лагерю ходят и множатся слухи, что кипит рознь среди высшего командования, разделившегося на тех, кто требует предпринять немедленный и решительный штурм всеми наличествующими силами, сначала беглым огнем сметя арбалетчиков с башен, а затем введя в действие катапульты и высадив ворота, и теми, кто склоняется к идее обложить город наглухо, столь плотно, что и мышь не проскочит ни туда, ни оттуда, а точнее говоря, чтобы кто хочет покидал Лиссабон беспрепятственно, а вот войти в него не войдет никто, так что в конце концов голод заставит его защитников капитулировать. Сторонникам первого варианта указывают, что они исходят из ложной посылки, что, мол, заградительный огонь сгонит стрелков с башен, но это, сеньоры, не то же самое ли, что считать, сколько яиц снесет курочка, которую еще петушок не топтал, мавры же и на пядь не сдвинутся, а построят укрытия и навесы и из-за них спокойно будут бить по нашим или, по своему излюбленному обыкновению, лить им на головы кипящее масло. Отвечают защитники немедленной атаки, что ждать, покуда мавров вынудит сдаться голод, недостойно дворян столь знатного происхождения, как те, что собрались здесь, и что незаслуженным милосердием будет дать маврам уйти со всеми пожитками и имуществом, и теперь только кровь может смыть со стен лиссабонских позорное пятно, вот уж триста пятьдесят лет оскверняющее их и весь здешний край, который давно пора уж вернуть в лоно Христово. Король слушает тех и других, признает и отвергает правоту, ибо если ему и вправду недостойным делом кажется ждать, пока спелый плод сам свалится ему в руки, то нет и уверенности, что желанные плоды принесет приступ отчаянный, очертя голову, даже если в ворота мавританской твердыни будут биться лбами все бараны [32]королевства. Рыцарь Генрих испросил тогда позволения напомнить, что по всей Европе при штурме крепостей используют – и весьма удачно – самодвижущиеся деревянные башни, что, впрочем, не вполне точно – двигались они не сами по себе, а благодаря усилиям огромного количества людей и тягловых скотов, но, впрочем, не это важно, а то, что на верхушке этой башни мы соорудим такой, что ли, мостик, хорошо защищенный от стрел и камней противника, и вот по нему, когда башня окажется вровень со стеной, неудержимой лавиной хлынут наши солдаты, не давая сброду нехристей ни пощады, ни возможности перебросить резервы, и завершил свое выступление, сказав так: Огромные, неисчислимые выгоды получит Португалия, если позаимствует и в этом, и в иных случаях последние европейские изобретения, и пусть сначала технологические новшества будут приживаться с трудом, но я лично знаю о конструктивных особенностях таких башен достаточно, чтобы взяться за обучение здешнего народа, а вашему величеству надо лишь отдать мне соответствующее распоряжение да проследить, чтобы в час раздачи наград не оказалась позабыта особая важность моего вклада в те усилия, благодаря которым пробьет для Португалии решающий час ее истории.