Жозе Сарамаго - История осады Лиссабона

Наутро Раймундо Силва проснулся с очень ясным планом того, как расположить на равнине войска для приступа, и включил в диспозицию кое-какие тактические уловки собственного изготовления. А глубокий крепкий сон, снабженный еще кое-каким дополнительным сновидением, вмиг развеял томившие его сомнения, столь естественные для человека, не знакомого с опасностями и случайностями военного дела, да еще и облеченного немалыми командными полномочиями. Вполне очевидно было, что уже нельзя воспользоваться так называемым эффектом внезапности, от которого противник, что называется, ни тпру ни ну, и особенно близко это касается осажденных – они понимают, что, узнав об этом не заранее, а потом, узнают слишком поздно. По всему этому щеголянию своей мощью, по мельтешению парламентеров, по обходным маневрам мавры превосходно знают, что их ждет, и лучшее доказательство этому – ощетиненные копьями башни, заполненные воинами стены. Раймундо Силва находится в интересном положении шахматиста, который взялся играть с самим собой и знает наперед исход партии, однако же старается играть так, словно это ему неведомо, и, более того, не подыгрывать ни одной из противоборствующих сторон – ни белым, ни черным, то есть в данном случае соответственно цвету – ни христианам, ни маврам. Уже ведь вполне открыто была продемонстрирована уважительная симпатия и, можно даже сказать, теплое чувство в обрисовке неверных, особенно муэдзина, не говоря уж о несомненном уважении, проявленном к представителю мавра на переговорах, – какой благородный был взят тон – особенно заметный по сравнению с неприязненно-нетерпеливой насмешливостью, которая возникает неизменно всякий раз, как речь заходит о христианах. Из этого, впрочем, никоим образом не следует, будто Раймундо Силва склоняется на сторону мавров, нет, это, наоборот, понимать следует как спонтанный порыв милосердия, потому что корректор, как бы ни пытался, не сумел бы забыть, что мавров разобьют, и главным образом потому, что его как христианина, пусть и невоцерковленного, возмущают лицемерие, зависть, клевета, которым в лагере португальцев дан карт-бланш. И вот игра начата, пока ходят лишь пешками да изредка – конями, а по мнению Раймундо Силвы, следует предпринять одновременный штурм всех пяти ворот Лиссабона, благо пять – все же меньше, чем семь, как в Фивах, с целью узнать силы осажденных, и если, на наше счастье, какие-нибудь из них будет защищать нестойкий и малодушный отряд, победа нас ждет скорая и с небольшими потерями невинных людей с обеих сторон.

Однако перед великим начинанием надо позвонить. Затягивать паузу дольше суток – не только очень неучтиво, но и может омрачить и осложнить дальнейшие отношения – служебные, разумеется. Так что Раймундо Силва позвонит. Но для начала – не ей, а в издательство, поскольку вполне допустима и даже весьма основательна гипотеза, что Мария-Сара, оправясь от своего краткого нездоровья, сегодня уже вышла на работу, и нельзя исключить, что именно это обстоятельство явилось причиной звонка, принятого прислугой, а цель его была – просьба явиться завтра в издательство, чтобы, не теряя времени, приняться за следующую корректуру. Раймундо Силва до того уверовал в этот вариант, что, услышав от секретарши, что сеньоры Марии-Сары нет: Заболела она, сеньор Силва, я ведь вам вчера еще сказала, забыли, ответил: Вы уверены, что ее нет, посмотрите хорошенько, на что секретарша оскорбленно воскликнула: Я знаю, кто есть, а кого нет, однако корректор не унимался: Вы могли не заметить, Я замечаю все, сеньор Силва, я все замечаю, не беспокойтесь, и Раймундо Силва задрожал от змеиного посвиста, возвещавшего угрозу или вопрос вроде: Вы что, меня слабоумной считаете, или: Вы что, меня за дуру держите, но не стал дожидаться дальнейшего развития событий, пробурчал что-то примирительное и дал отбой. Дон Афонсо Энрикес обращается к войскам, собранным на Монте-да-Граса, говорит им об отчизне, да-да, уже в те времена это было в ходу, о родном крае, о будущем, что ожидает нас, и только о предках не упоминает, потому что предков тогда, в сущности, почти и не было, зато вот как ставит вопрос: Если мы не победим, Португалия сгинет, не успев появиться, и не смогут стать португальцами столькие короли и президенты, столько военных, святых и поэтов, министров, землекопов, епископов, мореплавателей, рабочих, счетоводов, монахов и директоров, для удобства перечисления я упоминаю только лиц мужеского пола, но не думайте, будто я забыл о португалках, о королевах, святых, поэтессах, министершах, землекопшах, бухгалтершах, монахинях, директрисах, и все это будет в нашей истории, а больше я ничего пока не скажу, чтобы не затягивать мою речь и потому что не все еще сегодня известно, а для того чтобы въяве увидеть все это, надо сначала взять Лиссабон, вот этим и займемся. Солдаты ответили королю дружными кликами, а потом двинулись на отведенные им места по команде своих капитанов и прапорщиков, а те получили монарший приказ завтра, в полдень, когда мавры начнут молитву, ударить одновременно на все пять ворот, и – Господи, помоги нам всем, потому что тебе мы служим.