Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Слезы счастья

Патрик Джонсон в ответ лишь с рассеянным видом кивнул. Он сказал своему новому конюху, какая у того будет зарплата, и отвел его в одну из своих двух конюшен, представлявших собой длинные строения, отличающиеся просто образцовой чистотой. Один из коней – черный со светлой полосой на морде – заржал, когда Киона проходила мимо него. Киона тайком погладила его морду кончиками пальцев.

«Он мучается! – констатировала она. – У него начинаются колики».

На табличке, прикрепленной к дверце стойла, было написано его имя: «Винтернайт». «Зимняя ночь», – мысленно перевела Киона это имя с английского языка на свой родной. Ее удивило то, как отчетливо она ощутила, что этот конь чувствует себя плохо. Впрочем, животные всегда очень быстро проникались к ней доверием и симпатией. Она еще с детских лет могла общаться с ними телепатически, однако это относилось чаще всего к тем животным, которых она хорошо знала, – к ее собственному коню и к собакам Тошана. Здесь же, на конюшне, произошло нечто совсем иное.

Киона раздумывала над этим, лежа на матрасе и уставившись своими янтарными глазами в потолок. «Он позвал меня, когда я проходила перед его стойлом, как будто бы почувствовал, что я его понимаю. Это для меня нечто новенькое!»

Она сконцентрировала свои мысли на настоящем моменте, на Эбби и ее отце, на конюшнях, на своей роли Боба Тэйлора. Ей не хотелось даже думать о той трагедии, которую она совсем недавно пережила. Она напрягала все свои душевные силы для того, чтобы не взвыть от ужаса и не начать терзать себя мрачными мыслями и раскаянием, чтобы не осуждать себя. Если бы она не занимала свой рассудок безобидными мыслями, к ней снова вернулись бы подробные воспоминания о полученных ею ударах, об оскорблениях, о боли, причиненной ее никудышным возлюбленным, вдруг превратившимся в какого-то изверга, жаждущего быть жестоким и насильничать. Она еще не решалась оценивать, насколько сильно пострадала, потому что была уверена, что утратила свою чистоту и те невидимые крылья, которые, как считалось, у нее есть в силу того, что она обладает удивительными способностями.

«Винтернайт! – мысленно повторила она, стараясь думать о чем-нибудь безобидном. – Интересно, кто дал ему такое красивое имя? Его наверняка так назвали потому, что он черный, но с белым пятном на морде, которое похоже на луну».

Джек, пожилой конюх, сообщил Кионе, что работники могут ужинать на кухне, расположенной в полуподвальном этаже. Туда можно было попасть через дверь, находящуюся с тыльной стороны хозяйского дома.

– Я вполне могу поужинать и в своей комнате, – сказала в ответ Киона. – На сегодняшний вечер у меня есть все, что нужно. А затем я, наверное, буду ходить есть в деревню. Я стесняюсь…

– Ешь где хочешь, хозяевам на это наплевать. Они не станут интересоваться, приходишь ли ты на их кухню или нет. Я два раза в неделю беру грузовик и еду в бакалейный магазин покупать себе сладости. Я, паренек, могу свозить тебя туда завтра.

– Договорились! – пробормотала в ответ Киона.

Джек – низкорослый и щуплый мужчина – уставился на нее пристальным взглядом, и это вызвало у нее дурные предчувствия. Долго ли она сможет водить его за нос? Этот вопрос вызывал у нее немалое беспокойство. «Я в любой момент могу себя случайно выдать. Так что необходимо играть свою роль идеально. Мне хочется остаться здесь, с лошадьми», – мысленно сказала себе Киона, приподнимаясь и садясь на своей постели.

Ее мучило еще одно желание – каким-либо образом мысленно связаться с Акали, которая сейчас находилась в монастыре. Впрочем, для Кионы было очевидно, что, если ей удастся связаться с Акали, об этом рано или поздно узнает Мадлен – а следовательно, и Эрмин.

«Я должна от всех от них отвернуться, – сказала она очень тихо. – Я не заслуживаю ничего лучшего. Я их утратила, я утратила саму себя».

Она в отчаянии закрыла глаза и прикрыла лицо ладонями, надеясь, что перед ее мысленным взором предстанет какое-нибудь видение. Причем не важно какое. Сейчас она нуждалась в том, чтобы успокоиться, узнать, как обстоят дела у ее отца, у ее дорогой Мин, у Лоранс, у Мари-Нутты, у детей. Но никакого видения она так и не вызвала! Вообще никакого! Как она ни молилась и сколько ни думала о каждом из этих людей, она не почувствовала никакого недомогания, являющегося предвестником очередного случая билокации.

– Что со мной?

Она, которая так часто желала стать обычной девочкой, теперь сожалела о том, что больше не обладает своими экстраординарными способностями. Она снова открыла глаза и, уставившись с удрученным видом куда-то в пустоту, сидела неподвижно, даже не прикасаясь к еде и питью, до тех пор, пока не наступила ночь.