Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Слезы счастья

– Не болтай глупостей. На колдунью ты совсем не похожа. Но ты в мое отсутствие пускалась в бега. Мукки мне рассказал про Делсена.

– Ну что ты хочешь, я ведь тоже могу совершать ошибки. Но мне не хотелось бы говорить о себе. Ты меня отвлек. Я думала о Шарлотте.

– Да, конечно, бедная Шарлотта. Я пережил шок, когда узнал, что она умерла. Когда я ехал в поезде, плакал, как ребенок.

Луи сел рядом с ней и закурил. Он уже много лет являлся восторженным поклонником Кионы и проклинал судьбу за то, что у него с ней общий отец и что поэтому они приходятся друг другу сводными братом и сестрой. Так, по крайней мере, думал лично он. А вот Киона знала, что кровными родственниками они друг для друга не являются. Знала, но помалкивала об этом.

– Как бы там ни было, ты по-прежнему самая красивая – даже без кос. В летнем лагере я показывал твою фотографию своим приятелям и говорил, что эта блондиночка – моя девушка. И они мне завидовали!

Эти его слова слегка позабавили Киону. Ей подумалось, что Луи, похоже, недолго будет горевать по поводу смерти Шарлотты.

– Ты – юноша, нацеленный на будущее, – вздохнула она. – Ты плакал в поезде, но в действительности та, кого ты называл Лолоттой, чтобы ее подразнить, ассоциируется в твоем сознании исключительно с прошлым, с эпохой нашего детства. Ты ее уже почти забыл…

– Черт побери, не надо на меня за это сердиться! Да, после того, как ее не было здесь целых три года, я думал о ней уже не часто. Я даже полагал, что она навсегда останется в Германии. Вообще-то мне очень жаль не столько ее саму, сколько ее детей и мужа. Тяжело ведь не мертвым, а живым.

– Я думаю точно так же, как ты. Именно живые страдают от боли и тоски по тем своим близким людям, которые умерли. То, что произошло с Шарлоттой, – и в самом деле ужасно и чудовищно. Я очень переживаю, однако плачу вообще-то редко, и если и плачу, то тайком. Кроме того, я убеждена, что наши слезы вызывают печаль и у тех, кого мы оплакиваем.

– Ну и как нам быть? Не будем же мы сразу после похорон петь и танцевать!

– Почему бы нет? Это, возможно, поможет им – тем нашим дорогим людям, которые ушли из жизни.

– Ну что же, с такими идеями тебе следовало бы создать свою собственную религию. Или проповедовать джаз и свинг на траурных богослужениях.

– Какой же ты глупый! – воскликнула Киона, легонько стукнув Луи кулаком. – Но я все-таки рада, что ты здесь. Завтра я расскажу тебе о своих планах на эти осень и зиму. Завтра. Не сегодня вечером. Я устала.

Она закрыла глаза. Луи задал ей несколько вопросов, но не получил на них никакого ответа. Киона уже спала. Чуть позже он увидел возле беседки Мукки и подбежал к нему, чтобы предложить ему прогуляться вдвоем по берегу озера. Никто не услышал, как Киона тихонько прошептала во сне: «Нет, не этот сон. Нет, только не этот сон…»

Эрмин сидела на краю своей кровати, держа в руке стакан с водой. Когда Лора занималась ремонтом дома, то выбрала для комнаты своей дочери различные оттенки голубого и синего цветов с золотистыми деталями. Обои напоминали весеннее небо, а шторы – летнюю ночь. К этому добавлялись белые занавески с блестящими завитушками и атласные шнуры медно-красного цвета, которыми занавески подвязывались в дневное время. Такое убранство, достойное новейших голливудских фильмов, не производило никакого впечатления на Тошана, предпочитающего жить в гораздо более скромной обстановке.

– Выпей эту таблетку, Мин! – потребовал Тошан. – Хорошенько выспаться тебе не помешает.

– У меня нет желания принимать подобные лекарства.

– Сделай это один-единственный раз! Ты ведь никак не перестанешь дрожать и всхлипывать. Ты ничего не съела за ужином. Я понимаю, что произошедшая трагедия тебя очень угнетает, но следует помнить о том, что у тебя есть дети. Ты им нужна.

– Боже мой, мне так плохо! Тошан, это был первый раз, когда мы с Кионой разозлились друг на друга.

– Разозлилась вообще-то только ты. Я допускаю, что она зашла в своих заявлениях слишком далеко, но, если вдуматься, у тебя не было оснований срывать на ней свое раздражение.

Эрмин посмотрела на мужа удивленным и негодующим взглядом. Он стоял прямо перед ней, и его темный силуэт четко выделялся на фоне голубых обоев комнаты.

– Но Киона ведь сильно изменилась, Тошан! После ее побега с Делсеном она стала другой. Согласись, что она теперь держится отчужденно и иногда даже высокомерно, хотя считает себя очень кроткой. Ее заявление о том, что нам не следует оплакивать Шарлотту, – это нечто недопустимое.