Петер Штамм: Ночь светла

Маттиас был редактором по культуре в иллюстрированном журнале, где про культуру почти ничего не писали. Когда они познакомились, Джиллиан еще работала на местном телеканале. Маттиас произвел на нее впечатление, поскольку в культурных кругах знал всех и вся. Их пути часто пересекались, Маттиас знакомил ее со всякими людьми и каждый раз уговаривал остаться на празднование премьеры. Однажды морозным зимним днем они встретились на премьерном показе в маленьком театре, расположенном высоко над городом. После спектакля сидели вместе, за одним столом с артистами. Правда, Джиллиан почти весь вечер говорила только с композитором. Тот заинтересовался ее необычным именем, она объяснила: мать у нее – англичанка. Джиллиан казалось, будто композитор знает о ней такое, что ей и самой неведомо. Далеко за полночь все вместе вышли из театра, а улица завалена снегом, и ветер ледяной. Маттиасу непременно хотелось показать ей что-то такое особенное. И когда остальные потопали к станции канатной дороги, он перевел ее через улицу к маленькой площадке, откуда открывался изумительный вид. Огни города сверкали в холодном воздухе, и казалось, даже до звезд рукой подать. Маттиас показал ей на памятник под большой липой: там похоронен Бюхнер. Обнял ее за плечи и рассказал сказку про бедного мальчика из «Войцека». Джиллиан ее помнила еще со школьных лет… И луна – гнилушка, и звезды – маленькие жучки золотые, и земля – горшок перевернутый… Тут они поцеловались.

Тем вечером ничего более не произошло. На трамвайной остановке они разошлись и поехали в разных направлениях. Лишь весной они впервые провели вместе ночь. Джиллиан, к тому времени пережив два-три бурных романа, радовалась, что с Маттиасом все так просто и он, кажется, по-настоящему ее полюбил. Но… ласковый-то он ласковый, а чем дальше, тем реже спали они друг с другом. И дел у обоих всегда по горло, так что Джиллиан раз за разом откладывала разговор на эту тему.

Когда он, упав на колени, попросил ее руки, она только рассмеялась и взъерошила ему волосы. Дело было в дорогом ресторане, где все ее знали, обращались к ней по имени. Сначала ситуация показалась ей неловкой, а потом даже понравилась. В последующие годы у них бывали и тщательно инсценированные романтические ужины, и завтраки с шампанским, и вечеринка сюрпризов с гостями в масках, когда ей исполнилось тридцать пять, и выходные дни в спа-отелях, и ночи в номерах для влюбленных.

Вскоре Джиллиан взяли ведущей на телевидение, и она вдруг стала зарабатывать столько же, сколько Маттиас. Но страдал он скорее от того, что в событиях, которые освещали они оба, Джиллиан всегда играла более значительную роль. Лишь тогда она заметила, что знает-то он действительно всех, но всерьез его не воспринимает никто. И вот, например, она берет у кого-то интервью, а сама краем глаза видит, как Маттиас толчется где-нибудь поблизости. Только выключат камеру, как он подойдет и встрянет в разговор. Да еще демонстративно обнимет ее или поцелует.

– Он в самом деле обиделся? – поинтересовалась Дагмар, когда вернулась.

– Просто мы поссорились сегодня вечером, – ответила Джиллиан.

Она поднялась и пошла в сад. Маттиас стоял на террасе, курил.

– Что случилось? – Ее голос прозвучал куда более резко, чем ей хотелось бы. – Давай-ка иди внутрь, холод-то какой.

Но ему померещилось, будто она как-то особенно смотрела на Дагмар. Вот он и спросил:

– Дагмар сделала эти фотографии?

– Знаешь что? С меня хватит! – возмутилась Джиллиан.

– Мы уходим, – сказал Маттиас, будто не слыша ее.

– Мне нельзя за руль, – сообщила она, нарисовав указательным пальцем нечто вроде спирали вокруг головы. – Можем остаться у Дагмар.

– А тебе только того и надо.

Бросив его на террасе, она вернулась в дом. Кто-то ей что-то говорил, она не отвечала, налила себе в стакан граппы, выпила и тут же снова налила.

– Останетесь ночевать? – спросила Дагмар.

– Теперь уж придется! – рассмеялась она в ответ.

– Да, мы поссорились, – подтвердила Джиллиан. – Но теперь это не важно.

Отец поднялся.

– Возьми с собой хоть парочку букетов, – попросила она. – Понятия не имею, кто их все прислал.

– Зачитать тебе карточки?

Она только головой покачала:

– Так и кажется, что меня тут выставили в гробу для прощания.

После обеда позвонила мать, поблагодарила за цветы. Спросила, когда можно навестить Джиллиан.

– Лучше не надо совсем.

Ведь любое обычное, нормальное лицо напоминало ей о собственном, погубленном. И было у нее такое чувство, будто она должна принять на себя весь тот ужас, что испытывают при виде ее другие, должна утешать их своим мужественным поведением. Выносить ей удавалось лишь присутствие врачей и сестер.