Петер Европиан: Ночью что-то происходит

Помещение кафедры. По причине задернутых штор и позднего времени можно разглядеть только стандартную мебель и троих мужчин, рассевшейся на ней в хищных позах — видно строящих недобрые планы. Hа мужчинах черные балахоны и черные же квадратные академические шапочки с кистями сзади. По ходу обсуждения планов мужчины пьют из тонких стеклянных стаканов. Жидкость в стаканах ярко-зеленая, она пузырится, флюоресцирует и отбрасывает на окружающие предметы зеленые отсветы.

Один из сидящих говорит:

— Студент, не сдавший в срок сессию, приступив после каникул к занятиям, обнаруживал себя оказавшимся в своем собственном прошлом и был вынужден повторно посещать лекции, выполнять лабораторные работы и все такое прочее. Разумеется, так оно происходит и сейчас, но… Да, многие, оказавшись в такой ситуации, расслаблялись, будучи уже знакомы с преподаваемым материалом существенно лучше своих сокурсников, живущих данный период жизни впервые… Бывали и такие, кто учился в одном семестре целых три раза, развлекаясь и ни о чем не думая… Hо рано или поздно каждый осознавал, что нет ничего тоскливее, чем жить по одной и той же изъезженной колее в одном и том же до чертиков знакомом времени. И тогда, как и было задумано, студент брался за ум и сдавал наконец сессию в срок. Или отчислялся. В результате мы имели абсолютную успеваемость, а обществу защиты животных было впервые не к чему придраться с тех пор, как парламент отдал студентов им под опеку. Hо согласитесь, коллеги, с некоторых пор эта методика бог весть почему пробуксовывает. Поэтому я предлагаю…

Вдруг исчезают все звуки, а фигуры мужчин начинают жить ускоренной жизнью, запущенной к тому же в обратную сторону, как если бы кто-то включил перемотку назад. Продолжается это очень недолго, и скоро все приходит в норму, движения приобретают естественную скорость, снова появляется звук. А зрителю, если конечно таковой существует, становится ясно, что виденная им хроноаномалия скорее всего дешевый прием, призванный привлечь его внимание к происходящим событиям. Между тем события развиваются.

Профессор Страшенсон, первый из троих собеседников, делает зеленый пузырящийся глоток, некоторое время побулькивает проглоченным внутри организма, а потом произносит:

— У нас конечно тоже были бездельники. Чего стоил только… как же его… такой кучерявый… чуть не просидел три года в первокурсниках… Hо ведь осознал. Да, половину второго года опять валял дурака, но на четвертом семестре, когда впереди замаячил еще один второй курс, все-таки взял себя в руки.

Неизвестно откуда возникшее пятно света, бледное, похожее на зайчик от зеркала, высвечивает сначала зеленую жидкость (в дополнение к ее естественной флюоресценции) а потом — темный профессорский лацкан и на нем табличку с профессорской же фотографией. Кроме фотографии на табличке написано: «У. Страшенсон, профессор». Надпись довольно мелкая, но ее трудно не прочесть, потому что при первых звуках профессорского голоса табличка попадает в кадр и назойливо остается в крупном плане до конца реплики. При этом план с табличкой слегка подергивается в такт профессорским словам. Когда произнесено слово «руки», табличка выходит из кадра, давая понять, что Страшенсон закончил говорить. Далее она появляется лишь эпизодически как мелкая деталь. То же касается и табличек остальных собеседников.

— А ведь я его помню, — говорит второй собеседник, профессор Ужасенсон. Действительно, кучерявый… только ничего он себя в руки не брал. Половина вашей группы ему его варианты решала… А с третьего его все равно отчислили.

С таблички «В. Ужасенсон, профессор» таинственный зайчик переходит на зеленый пузырящийся стакан у губ профессора Ужасенсона, а потом на профессорский кадык, совершающий глотательные движения. Слышны булькающие звуки.

— Как же это его отчислили, если студентами уже занималось общество защиты животных? — спрашивает третий собеседник. Его табличка утверждает, что перед нами «профессор С. Чудовищенсон, профессор». Очевидно двойное упоминание слова «профессор» означает, что Чудовищенсон является профессором и по должности, и по званию. Что до остальных двоих, то их таблички на этот счет хранят таинственное молчание.

— Он сам себя отчислил, — отвечает Страшенсон. — Потому что папа подарил ему бензоколонку.

— Мда… — невразумительно произносит Чудовищенсон и булькает зеленой пузырящейся жидкостью.