Петер Штамм - Ночь светла

Запищал таймер. Поза, в которой Джиллиан сидела, словно заменяла ей защитную одежду, но стоило только подняться, как к ней вернулось ощущение собственной наготы. Тем не менее она подошла к Хуберту, который все так и держал в руке угольный карандаш, и встала рядом. Хуберт отступил на шаг, чтобы рассмотреть эскиз или скорее чтобы не оказаться в непосредственной близости от Джиллиан. С той минуты, как она разделась догола, Хуберт вообще вел себя весьма отстраненно. Повернувшись к Хуберту, стоя спиной к мольберту, она попыталась изобразить на лице то самое растерянное выражение, что запечатлел рисунок углем.

– Неужели у меня действительно такой взгляд? – Джиллиан очень хотела произнести эти слова уверенно и с улыбкой, но не получилось.

Хуберт пошел к двери, снял с крючка на вешалке легкое кимоно и протянул ей:

– А то я буду виноват, что ты простудилась.

Джиллиан разглядывала рисунок. Точнее, черновой набросок, в котором уже угадывалось портретное сходство, хотя вопрос о сходстве сейчас почему-то утратил для нее значение.

– Ты доволен? – обратилась она к Хуберту.

Тот отрицательно покачал головой:

– По моему ощущению, здесь тебя нет. Ну, чуточку стыдливости в самом начале, а потом ты попросту отсутствовала.

– Но что от меня требуется? Я ведь впервые на такое решилась.

– Требуется твое присутствие, – объяснил Хуберт. – Ты должна быть здесь, иначе между нами ничего не произойдет.

Джиллиан язвительно рассмеялась в ответ.

– Раздевайся, – скомандовал Хуберт. – Ноги врозь, упираешься в пол. Чувствуешь пол? Чувствуешь свой вес?

Джиллиан припомнились упражнения, которые они выполняли на первом курсе в училище, она и тогда не очень понимала, что имеется в виду под присутствием.

– О чем ты думаешь?

– О театральном училище.

– А как себя чувствуешь?

– Не знаю. Устала.

– Садись.

Пришлось ей, усевшись на холодном полу, согнуть под прямым углом ноги, опереться локтями о колени, одной рукой взяться за запястье другой руки. Волей-неволей в памяти возникла скульптура Майоля – женская фигура в точно такой же позе. Хуберт выставил время на таймере, принялся рисовать. Время от времени он издавал тяжелый вздох, а то и швырял в ярости карандаш. Ничего не получается! Пиликанье таймера, по глотку пива, новая поза. Чем дальше, тем молчаливее становился Хуберт. Не раз он срывал и швырял на пол лист бумаги, едва успев сделать несколько штрихов. Джиллиан устала, ее тело свело, все болит. В следующий перерыв она начала было делать гимнастику на растяжку, но Хуберт уже снова завел часы:

– Так, разделась!

Джиллиан распахнула кимоно. Он, зайдя сзади, это кимоно с нее чуть ли не сорвал.

– Легла!

Она улеглась ничком на пол, голову положила на скрещенные руки. Почувствовала, как все ее тело покрывается гусиной кожей.

– Мне надо в туалет.

– Не сейчас. Руки вдоль туловища!

Скула заныла от соприкосновения с холодным полом. Хуберт стоял вплотную к ней, виднелись только его ноги.

– Переворачивайся на спину.

Джиллиан перевернулась, грязь с пола прилипла к ее животу, к груди, к лицу. Холод заползал в ее тело, грудь вздымалась и опускалась. Срам она прикрыла рукой.

– Нет! – тотчас отозвался Хуберт.

Убрала руку. И постепенно успокоилась. Лежала там как неживая. А Хуберт все так и стоит рядом, глядя на нее сверху вниз. Джиллиан рассматривала потолок и электропровода, ведущие к уродливым люминесцентным лампам. Каждая такая лампа – серый островок грязи. Она все пыталась заглянуть в глаза Хуберту. Когда наконец они встретились взглядом, Хуберт немедленно отошел в сторону. Она села, а Хуберт глядит в окно, уставился во тьму. Она встала, рукой стряхнула грязь со всего тела, с лица. Подняла с пола и накинула кимоно, мелкими шагами направилась к Хуберту.

– Мне очень жаль.

Хуберт не отвечал.

Джиллиан, прильнув к нему всем телом, коснулась ладонями его груди. Но он и теперь не откликнулся, и тогда она распахнула кимоно.

– Все хорошо…

Ее голос звучал наигранно, она произносила заранее выученные слова. Нежно погладила его шею, старалась, чтобы ее участившееся дыхание достигало его шеи, уха. Жаждала возбудиться и возбудить его.

Но вдруг Хуберт резко оторвался от нее, сделал шаг в сторону и, не глядя, выкрикнул:

– Прекрати немедленно!

Они долго молчали.

– Я тебе совсем не нравлюсь?

Тут Хуберт наконец обернулся и взглянул на нее:

– Моя подруга ждет ребенка. Срок – через месяц.