Петер Штамм - Ночь светла

Она повторила, что картины ей понравились, но ему, похоже, не хотелось говорить на эту тему. На расспросы он отвечал односложно, то и дело прихлебывая пиво мелкими глотками. Наконец он поднялся, разыскал где-то в углу старенький диапроектор и установил его на шаткой табуретке. Выключив верхний свет, он подтащил свой стул к креслу, где сидела Джиллиан, и вставил в проектор первый магазин.

Не произнося ни слова, он листал слайды, сменяя магазин за магазином. Сотни ню, обнаженные женщины, которые гладят белье, вытирают пыль, читают, варят кофе. Каждая женщина на десятках разных снимков. Поначалу почти все выглядят веселыми, потом становятся все серьезнее, под конец вовсе не смотрят в камеру.

Джиллиан встала, подошла к окну и села на подоконник. Хуберт этого даже не заметил. Со стороны она видела его силуэт и голых женщин на стене. Пыталась представить себе его лицо в отсветах диапроекции, его холодный, оценивающий взгляд. В памяти вдруг возникла однажды виденная ею фотография: публика в кинотеатре, освещенные лишь частично лица, широко распахнутые глаза и приоткрытые рты, готовые растянуться в улыбке. Именно так она всегда представляла себе своих зрителей.

Очередной диамагазин содержал снимки женщины невысокого роста, с широким тазом и обвисшей большой грудью. С короткими светлыми волосами и густо заросшими подмышками. Она развешивала белье на низкой сушилке в тесной ванной – детскую одежку и мужские носки. Она доставала книгу с полки, садилась на корточки, подметала веником пол, наверное собирая остатки печенья, которое грыз ее ребенок. Квартира, забитая каким-то барахлом, казалась попросту неубранной. На последних снимках женщина вот-вот собиралась удариться в слезы.

– Вид у нее ужасно одинокий. Вы отдаете себе отчет в том, что вытворяете со всеми этими женщинами? – высказалась Джиллиан.

– Наше сотрудничество – дело добровольное, – ответил Хуберт, сменяя магазин. – Даже в своей наготе они принимают все меры, чтобы только не обнажить свою суть. Выставляют себя напоказ, но прикрываются движениями, улыбкой.

Джиллиан удивлялась, что так и не привыкла к наготе, как это бывает в сауне или в душевой фитнес-клуба. Чем дольше она просматривает картинки, тем более чуждыми становятся для нее эти голые тела. Крупная родинка, кожная складка, выбритые до узенькой полоски волосы на лобке – все это вдруг приобретает непомерное значение. Тело распадается, кажется непропорциональным, бесформенным, безобразным.

– С вами тоже так бывает? – спросила она.

– О, вы уже начинаете их видеть, – ответил Хуберт. – А я именно так их пишу, деталь за деталью, черточка за черточкой. Даже когда фотографирую, стараюсь стать незаметным. Именно поэтому у меня камера с большим видоискателем. Модели, глядя в камеру, видят только свое отражение в линзе объектива.

Он быстро прокрутил слайды с изображением какой-то долговязой девушки, остановился на том, где она рассматривает себя в зеркале. Руки висят, живот выдается вперед. Взгляд придирчивый, она будто недовольна тем, что увидела.

– Вот с этим можно поработать, – заметил Хуберт. – Хотя зеркало – дополнительная трудность.

– А зачем все это самой женщине, если она никогда не увидит картину?

– Женщине это незачем, но она ведь просто модель. Я не пишу портретов в обычном смысле слова.

– Но почему же они на такое соглашаются?

– Понятия не имею. Возможно, думают, что их наконец-то оценили. – Он выключил проектор. – Вы устали?

Джиллиан кивнула.

– Я останусь здесь еще ненадолго, проводить вас до машины? – предложил Хуберт.

– Да, пожалуйста, – ответила она.

Дорогу домой нашла не сразу. Уже десять часов, не думала она, что так поздно, но движение все еще плотное. Она испытывала разочарование и одновременно злилась на себя за то, что испытывает разочарование. Мог хотя бы предложить ей выступить в качестве модели. Была в этой идее своеобразная привлекательность.

Стоя на светофоре, она включила наконец мобильник. Тут же, один за другим, пропиликали три сигнала СМС-сообщений. На следующем светофоре прочитала их по очереди. Два от Маттиаса, третье прислал Хуберт. Она, не отвечая, стерла все три.

Джиллиан проснулась рано утром. Боли возобновились, но она решила больше не принимать таблеток. В халате вышла на балкон, хотела выкурить сигарету. Шел дождь, дул сильный и холодный ветер. Птички подавали голоса, но не гомонили, как обычно. Мысль о птичках, которые спасаются от дождя, укрываются где-то в кустах, нахохлившись и пряча голову под крыло, растрогала ее, но не смешно ли впадать в патетику? Потихоньку светало, однако небо не прояснялось, дождь не пере ставал.