Вероника посещала свои занятия с четким ощущением, что ее жизнь перечеркнута. Она просто теряет время, переливает из пустого в порожнее. Любви – нет, женская реализация – нуль, творческая реализация – нуль. Что остается? Ребенок. Ради него и жить.
Вероника стеснялась внешности Гоши, ей было стыдно выводить его на люди. Рядом с Вероникой Гоша смотрелся как тень за горой: молчаливый, невзрачный, никакой.
Майка видела, что ее сына не любят, унижают. Она страдала. Но Гоша терпел и готов был терпеть всегда. Что угодно, но только рядом. Для него не было ничего дороже, чем эта женщина и эта жизнь. Он жил как в аду, но при этом был счастлив. Такие вот превратности судьбы.
Однажды утром Вероника строго произнесла:
– Гоша, нам надо поговорить.
Гоша напрягся: что за прелюдия? Надо говорить – говори. Зачем предупреждать?
– Я слушаю, – насторожился Гоша.
– Ты хочешь, чтобы мы с тобой прожили всю жизнь?
– Хочу.
– Пропиши меня в своей квартире. Сделай сособственницей.
Вероника была прописана в квартире своих родителей в тихом центре Москвы, и было не совсем понятно, зачем ей нужна прописка в скромной полуторке? Но если она хочет…
– Я согласен, – сказал Гоша.
Он прописал Веронику на своей площади. Это произошло во вторник. А в пятницу она забрала ребенка и ушла к родителям. При этом сказала:
– Квартиру продадим и поделим деньги пополам.
– Но я не хочу продавать, – возразил Гоша.
– Значит, ты должен выплатить мне половину стоимости. Пять миллионов.
– А где я возьму?
– Где хочешь. Иначе я не покажу тебе сына.
– Ты же обещала… – удивился Гоша. Он сам никогда не врал и не предполагал, что это делают другие. Каждый меряет по себе.
Вероника усмехнулась. Она его просто развела на бабки. И кинула. И ничего ей за это не будет, поскольку сделка – по обоюдному согласию.
У Вероники были свои резоны: картины не покупают, потому что не видят. Надо активно выставляться. Выставки требуют немалых денег: аренда помещения, развешивание картин, привезти-увезти.
Денег нет. Единственный источник – Гоша. Но и у Гоши нет. Остается Майка.
Гоша отправился к матери. Свободных денег в наличии не было. Майка продала свою долю Грише Новикову. Гриша стал единственным хозяином фирмы и не верил своему счастью. Бизнес – перспективный. Надо быть последней дурой, чтобы его продать. Но Майка оказалась недальновидная. Вся в мамашу. Продала бизнес, и деньги уплыли к Веронике.
Я сказала Майке:
– Старость не за горами. На что ты собираешься жить? На пенсию?
– Как все люди, – ответила Майка.
– У людей огород, куры. А что у тебя? Кот?
Майка задумалась.
– Гоша попросил, – сказала она, помолчав.
– А что ты его слушаешь? Он же подкаблучник. Под каблуком у Вероники, а Вероника бессовестная.
– Он ее любит, – угрюмо сказала Майка.
– Ну и пусть любит, если хочет. А ты при чем?
– Это я его таким родила, – глухо сказала Майка.
Она чувствовала себя виноватой и шла на поводу у своей больной совести.
Деньги Веронике были выплачены. Я полагала, что Вероника использует эти деньги с умом: купит себе мастерскую, например. Освободит себя от дорогой аренды. Но нет. Она стала устраивать выставки одну за другой, и через два года деньги кончились. У денег есть способность протекать как песок сквозь пальцы. Только что были – и пустота. А где взять новые вливания?
Вероника с сыном жила у своих родителей-пенсионеров. На родителей легла дополнительная финансовая нагрузка. Отец – бывший подводник, ездил по Москве на своей машине, подсаживал пассажиров. Зарабатывал, или, как тогда говорили, «бомбил».
Работали все, кроме Вероники. Хотя Вероника тоже работала. Каждый день уходила в свою мастерскую и трудилась в поте лица. Просто ей за это не давали денег. Она работала, но не зарабатывала. Так будет точнее.
Гоша остался без семьи. Одинок и свободен, что одно и то же.
Майка страдала. Но что она могла сделать?
– Заведи подругу, – приказала я Гоше.
– Кому я нужен? – отмахнулся Гоша.
– Одиноких женщин сколько угодно. Только свистни…
Гоша свистнул, и действительно образовалась подруга Рая, бухгалтер. Она была Гошина ровесница. Жила с шестнадцатилетним сыном Робертом. Хотела замуж. Мечтала о семье.
Рая стала наезжать к Гоше и готовить ему еду на несколько дней вперед. Особенно ей удавались голубцы, которые она называла «го́лубцы», с ударением на «о». Блюдо – сложнопостановочное, требовало много времени, но это стоило того. В постели Рая тоже старалась добросовестно. Демонстрировала все, что умела. А к сорока годам можно многому научиться, если начать с двадцати. Но вообще-то наука невелика. Чего там уметь? Надо просто любить и желать. Вот и вся наука.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу