Александр Житинский - Арсик

– Надо что-то делать, – пробормотал он.

Шурочка подбежала к нему и, обняв, стала гладить по голове. Арсик сидел, опустив руки. Старик не выдержал этой картины, выскочил из-за стола и выбежал из лаборатории. Я тоже почувствовал настоятельное желание удалиться.

– Арсик, миленький, хороший мой… – шептала Шурочка. – Не надо, не смотри больше, тебе нельзя. Давай я буду смотреть дальше. Хорошо? Да?

Прикрикнуть, наорать, взорваться – вот что мне нужно было сделать. Только это могло помочь. Но я сидел как пришитый к стулу. Я смотрел на них, а в душе у меня все переворачивалось. Голова кружилась, а мысли прыгали в ней, как шарики в барабане «Спортлото». Неизвестно, какой шарик выкатится.

Арсик примотал руку Шурочки к установке и усадил ее перед окулярами. Сам он вышел курить в коридор, невесело усмехнувшись мне.

В этот момент позвонили из месткома.

– Зайдите ко мне, – сказал наш председатель.

Я поплелся, предчувствуя нежелательные и нехорошие разговоры. Перед председателем лежало заявление, написанное рукою Игнатия Семеновича. Самого старика в месткоме уже не было.

– Что там у вас происходит? – спросил председатель и прочитал: – «Низкий моральный облик и вызывающее поведение товарища Томашевича А.Н. отрицательно сказываются на молодых сотрудницах. Вместо работы по теме Томашевич А.Н. занимается сомнительными психологическими опытами, граничащими со спиритизмом и черной магией…»

– Ни черта он не смыслит в спиритизме, – сказал я. Я имел в виду Игнатия Семеновича.

Председатель подумал, что это я об Арсике.

– Значит таких фактов не было? – спросил он.

– Черной магии не было, – твердо сказал я.

– А что было? Аморальное поведение было?

– Что такое аморальное поведение? – тихо спросил я.

– Ну, знаете! – воскликнул председатель. – Да они у вас целуются в рабочее время в рабочих помещениях!… Какой гадостью он их пичкает?

– Кто? Кого? – спросил я, чтобы оттянуть время.

– Да этот Арсик ваш знаменитый!

Я вяло возразил. Сказал, что Арсик проводит уникальный эксперимент и ему требуются ассистенты. Мои оправдания разозлили меня, потому что я до сих пор не знал сути экспериментов Арсика.

– Идите и разберитесь, – сказал председатель. – Чтобы таких сигналов больше не было.

Я вернулся как раз вовремя. В тот момент, когда нужно было кричать «брек», как судье на ринге. Шурочка и Игнатий Семенович стояли друг перед другом в сильнейшем возбуждении и выкрикивали слова, не слушая возражений.

– Ваша мораль! Шито-крыто! Гадости только делать исподтишка умеете! – кричала Шурочка.

– Не позволю! Я сорок лет!… Поживите с мое – увидим! – кричал Игнатий Семенович.

Арсик стоял у окна, обхватив голову руками, и медленно раскачивался. Он постанывал, как от зубной боли. На лице у него была гримаса страдания.

– Стоп! – крикнул я.

Старик и Шурочка замолкли, дрожа от негодования. Арсик шагнул ко мне и принялся говорить чуть ли не с мольбой, как будто убеждая в том, о чем я понятия не имел.

– Нет, нельзя так, нельзя! Он же не виноват, что вырос таким. Жил таким и состарился. Я не имею права перечеркивать всю его жизнь, правда, Геша? Каждый человек должен иметь уверенность, что живет достойно. Но он должен и сомневаться в этом, испытывать себя… Тогда у него совесть обостряется. Она как бритва – ее с обеих сторон нужно точить. Решишь про себя: правильно я живу, молодец я, лучше всех все понимаю – и затупишь. Махнешь на себя рукой, позволишь себе – пропади, мол, все пропадом, один раз живем – и сломаешь… Верно я говорю?

– Постой, – сказал я. – Сядь. Все сядьте. Поговорим.

Все сели. Я сделал паузу, чтобы коллеги отдышались, и начал говорить.

– Давайте разберемся, – сказал я. – Чем мы здесь занимаемся?… Мы хотим заниматься наукой. Наукой, а не коммунальными разговорами, спасением души, любовными интригами, моральными и аморальными поступками, совестью, честью, долгом и всеобщей нравственностью. Это вне компетенции науки.

– Геша, ты заблуждаешься, – сказал Арсик.

– Не перебивай. Скажешь потом… Я не вижу причин упрекать друг друга. Каждый делает свое дело так, как может. Игнатий Семенович по-своему, Арсик по-другому… Важен результат.

Игнатий Семенович поднялся, подошел ко мне и протянул папку с тесемками. На папке было написано: «И.С. Арнаутов, А.Н. Томашевич. Оптическое запоминающее устройство. Принцип действия и расчет элементов».

– Именно результат, – сказал Игнатий Семенович.