Полли улыбнулась. — А я-то думала…
— Нет, правда. Выслушайте меня. Не создан я для нее. Возможно, подсознательно я всегда знал это, но теперь окончательно убедился.
— А к какой жизни люди стремятся?
Роб рассмеялся — защитная мера. — Такой, какая была у вас с Форрестом на протяжении сорока лет.
Ей удалось сохранить улыбку, но все же она сказала: — Вон как! — Роб промолчал, и она продолжала: — Да нет, наверное, она была несколько выше средней — хочется так думать. А чем такая жизнь вас не устраивает?
— Устраивает. Господи, конечно, устраивает. Я хотел сказать, что не могу примениться к ней. Что-то у меня не так — то ли с воспитанием, то ли в крови, и это слишком дорого мне обходится. Вот я сижу здесь с вами, вижу, какая вы одинокая и сильная, знаю, что вы прожили полную жизнь… а знаете, какое чувство при этом испытываю? Желание выскочить за дверь и бежать, не останавливаясь, пока не добегу до места, голого как ладонь, где меня никто не встретит, где я никого не увижу. Вы, Хатч, родня моей мамы, тетя Хэт, Грейнджер, Грейси… господи, да дети на улице — у меня сил нет смотреть на вас. У меня сердце нежное, как глазки ребенка…
— Просто боитесь вы, — сказала Полли.
— …это, наверное, у меня от Форреста; Ева до сих пор сильная, не хуже вашего.
— Нет, не от Форреста, — сказала Полли. — У него сил было сколько угодно. Ему хватило сил, как вы выразились, прожить здесь сорок лет, принимая мои услуги. Хватило сил примириться с собственной смертью (он знал, что она близка, доктор мне говорил), не подготовив меня, не оставив никаких распоряжений, чтобы как-то обеспечить меня. Нет, силы у него были.
— Но он знал, что и вы сильная. Он не хотел пугать вас заранее, ведь доктор мог и ошибаться. Он знал, что вы все вынесете. И еще он знал, что остаюсь я и что я позабочусь о том, чтобы вас не обошли.
— Иными словами, бросили меня на произвол судьбы в этом доме? Я убеждена, Роб, что побуждения у вас хорошие, но нельзя же так меня мучить. Если вы это задумали, лучше уж убейте меня сразу.
— Нет, Полли, я не это задумал, — Роб улыбнулся.
— Ладно, о своих намерениях я вам уже сказала. Как только вы разберете его бумаги и распорядитесь с домом и со всем остальным — тут я охотно помогу вам, — я уеду. Найду себе комнату, устроюсь на работу. Может, еще поживу. — С этими словами она встала и пошла к раковине. Она успела почти домыть посуду, когда наконец заговорил Роб.
— Вы так и не нашли ни завещания, ни письма с его распоряжениями на случай смерти? — На похоронах он был так подавлен горем и запоздалыми раскаяниями, что, когда Полли спросила: «Вы не разберете его бумаги?», — ответил только: «Пожалуйста, давайте отложим до июня, ведь большого спеха нет». Однако, увидев выражение ее лица, он отпер письменный стол Форреста и просмотрел все, что лежало на виду — множество старых классных журналов, тетрадка его стихов, письма, накопившиеся за всю жизнь (скорее, часть их: писем от Евы не было), но никаких признаков завещания или письма, в котором излагалась бы последняя воля.
Полли сказала: — Стол вы просмотрели. Это был его тайник, и у меня рука не поднялась там рыться. Поискала в комоде, поскольку всегда сама укладывала туда белье, и на полке в шкафу. Обыскала свою комнату сверху донизу, иногда он оставлял мне записочки, которые я находила, случалось, только через несколько дней — несколько слов благодарности за какой-нибудь пустяк. Но я ничего не нашла, совсем ничего. — Она вытерла последнюю сковородку и вернулась на место. — А вам он не писал? Никакого намека не сделал?
— Ничего. Писал о вашей повседневной жизни, обычные домашние новости.
— Мне вот что пришло в голову… — сказала она. — Наверное, это глупо. Как по-вашему, не мог он написать Грейнджеру?
— Сомневаюсь, — сказал Роб. — Он никогда не писал Грейнджеру, разве что на рождество, да и то не на каждое. А почему вы так подумали?
— Форрест любил его, — сказала Полли. — И чувствовал себя за него в ответе. Он ведь сперва носился с Грейнджером как с писаной торбой, а потом из-за меня отстранил его. Это его всегда мучило.
— Я толком так и не знаю, в чем было дело? Грейнджер приехал сюда вместе с Форрестом в тысяча девятьсот пятом году?
— И прожил здесь шесть месяцев, помогал приводить дом в порядок. Ему отвели отдельную комнату — где раньше жил ваш дедушка. Форрест не захотел взять ее себе и поселился в кабинете, а мне отдал комнату наверху. Он получал немного денег на расходы и покупал себе книги; а с осени, когда Форрест начал преподавать в училище для негров, Грейнджер повадился ходить с ним туда и просиживал подряд все уроки. Но меня он сразу невзлюбил. Я разрушила его мечту. Встретив Форреста, он решил, что напал на золотую жилу — нашел доброго белого отца или брата, или еще не знаю кого, которому всегда будет нужен и который даст ему приют.
Читать дальше