Рейнолдс Прайс - Земная оболочка

Благодарю тебя за то, что ты приехал и выслушал все, что я имел сказать — впрочем, это еще далеко не все. Что-что, а говорить я горазд, но в конце концов ведь мы же занимаемся тем, что исправляем ошибки и упущения за десятилетия. Многое еще не начато, кое-что уже не наверстаешь. Если ты приедешь снова с тем, чтобы остаться (дом ждет тебя, ты здесь такой же хозяин, как я), я с легким сердцем возьмусь за восстановительные работы, не на словах, а на деле.

Во всяком случае, довольствуйся малым, Сын, и ответь мне, пожалуйста.

Твой исполненный надежды

Роб умылся и поужинал, посидел на веранде с Рейчел до темноты, разговаривая о пустяках, не имеющих ни для кого ни малейшего значения (оба держались несколько натянуто, старательно обходя вчерашний разговор — оба про себя подумывали, не пригрезилась ли им их встреча, заключенный между ними договор), а когда миссис Хатчинс, пожелав всем спокойной ночи, пошла в дом, уводя за собой Рейчел, Роб направился в уголок, где — каждый вечер часов до одиннадцати сидел мистер Хатчинс, и спросил: — Можно мне посидеть здесь, мистер Хатчинс?

Мистер Хатчинс сказал: — А за что же вы деньги платите — сидите, где угодно.

Роб уселся на перила, спиной к темному саду, зацепившись ногами за столбики. Мистер Хатчинс сидел от него в трех шагах. Он уже раскуривал свою последнюю сигару. Некоторое время Роб молчал, потом спросил: — Вы достаточно долго меня знаете? — спросил, улыбаясь в пространство, мистер Хатчинс не смотрел на него.

— Для чего?

— Чтобы составить мнение обо мне.

Последовало долгое молчание. Затем: — Думаю, что да.

— Тогда скажите мне, пожалуйста, что вы обо мне думаете?

Мистер Хатчинс расхохотался: — Для этого я вас недостаточно хорошо знаю.

— Как так?

— Очень просто: у меня сложилось о вас вполне определенное мнение. Но я недостаточно хорошо вас знаю, чтобы быть уверенным в том, как вы его воспримете.

— Неужели оно столь нелестно?

— Есть в нем задоринки. — Он больше не смеялся, но в словах сквозила улыбка. — Которая вам приглянулась? — пыхнув сигарой, спросил он.

Захваченный врасплох, похолодевший, Роб сказал: — Я не понимаю…

— Тут у нас есть две особы женского пола приблизительно вашего возраста.

А Роб-то думал, что этот человек ничего не замечает. План, который он построил главным образом на своем красноречии, пошел прахом.

— Вы ходили к источнику, после того как Грейнджер починил крышу? — спросил мистер Хатчинс.

— Он говорил мне об этом, — сказал Роб. — Но я там еще не был.

— Не хотите ли напиться?

— С удовольствием, — сказал Роб, не представляя себе, что за этим последует (он не обменялся с мистером Хатчинсом и сотней слов за все время, что жил здесь).

Мистер Хатчинс встал. — Я вам покажу… — он был уже на середине лесенки, когда Роб наконец двинулся вслед за ним. Они прошли в молчании с десяток шагов в стынущей густой тьме. — С весны я убил здесь двух гремучих змей, — сказал мистер Хатчинс, — и пошел дальше неспешным шагом, высоко поднимая колени.

— Да, Грейнджер говорил мне, — сказал Роб и тоже пошел осторожней.

Мистер Хатчинс сказал: — Говорить-то говорил, да сам убивать их не стал, а прибежал за мной, — и опять оба замолчали (они огибали пристройку для прислуги) и не нарушили молчания, пока не дошли до беседки — восьмиугольника, метра два в диаметре, обнесенного невысокой решеткой. Мистер Хатчинс задержался у входа в беседку, протянул руку к краю покатой крыши и погладил ее, будто потрепал по шее собаку. И, не оглядываясь, произнес назидательным тоном: — Вот уж что переживет нас с вами, так это крыша из доброго красного кедра.

Роб подошел к нему и тоже поднял руку. Он был на голову ниже мистера Хатчинса, так что только копчиками пальцев достал до сухой пахучей крыши — плода трудов Грейнджера. Но ему обязательно захотелось хотя бы прикоснуться к материи, которая сперва засеребрится, потом — лет через десять — порастет мхом, но и пятьдесят лет спустя, когда от Роба Мейфилда останется одно воспоминание, будет все так же стоять у истока воды, — прикоснуться не для того только, чтобы уважить мистера Хатчинса, наблюдающего за ним, но чтобы отыскать в своем сердце тлеющий уголек надежды, откопанный Полли и его отцом, а может, ими самими заложенный. Роб нашел уголек и отогрел его; теперь уж он его не потеряет. Он опустил руку и первым вошел в беседку, обошел выложенное камнем углубление, по дну которого протекала вода, и уселся на перила в дальнем конце.