Александр Житинский - Внук доктора Борменталя

– Не тратьте нервы, Дмитрий, – посоветовал Самсонов. – Ваш предшественник дошел до инфаркта, а ремонта нет как нет. Кроме того, нервы вам еще понадобятся.

– Что вы имеете в виду? – насторожился Борменталь.

– Вашу собаку. Поселок гудит от слухов. И я тоже считаю, что это негуманно.

– Очеловечивать – негуманно? – изумился Борменталь.

– Вот именно. В обстановке всеобщего озверения очеловечивать собак – негуманно. Людей сначала очеловечьте, – терапевт вытер губы платком и вышел из ординаторской.

Борменталь с досадой бросил на стол чайную ложку.

– Ну зачем? Зачем нужно было трезвонить на всех углах об операции?! Дарья Степановна! – плачущим голосом обратился он к санитарке.

– Да Бог с вами, Дмитрий Генрихович! Ни сном, ни духом! Вы у Катьки спросите или Аленки вашей… Разве ж такую вещь утаишь? Теперь каждая собака знает. А анестезиолог, забыли? А Ванька Воропаев, который вас до дому подвозил с собакой?

Борменталь сник. И вправду, шила в мешке не утаишь.

– Отправьте его куда-нибудь, ей Богу, – посоветовала Дарья.

– Кого? – не понял доктор.

– Пса.

– Он уже не пес, Дарья Степановна, – заметил Борменталь.

– А кто же?

– Посмотрим… – загадочно улыбнулся Борменталь.

– Тот-то, прежний, дружок Швондера… Он ведь хуже пса был, – почему-то шепотом сообщила Дарья.

Еще издали, подходя к дому, Борменталь заметил у забора группку жителей деревни, которые неподвижно, как пеньки, стояли у штакетника, глядя во двор. Борменталь прошел сквозь них и, миновав калитку, увидел следующую картину.

Во дворе у конуры, в теплом больничном халате мышиного цвета, с молотком в руках работал Дружок. Он был уже вполне похож на человека, только двигался неумело и неловко держал инструмент. Однако с упорством, не обращая внимания на зевак, пытался прибить к крыше конуры запасенную где-то фанерку. Приставя к ней гвоздь, он неторопливо тюкал по шляпке молотком, три других гвоздя по-плотничьи держал в сомкнутых губах. Он был весьма сосредоточен.

Зеваки с терпеливым ужасом наблюдали за Дружком, ремонтирующим свою конуру.

Борменталь не выказал смущения или растерянности, подошел к Дружку сзади и несколько секунд с отцовской улыбкой наблюдал за его работой. Потом похлопал по халату.

– Молодец! Правильный мужик, – сказал он, адресуя эти слова более дурынышцам, чем бывшему псу.

Дружок обернулся и что-то приветливо замычал сквозь гвозди во рту.

Из дома, одетая налегке, выбежала Марина с неизменной газетой в руках.

– Господи! Я и не углядела!.. Сейчас же на место! – крикнула она Дружку.

Тот насупился, потемнел. Борменталь же, мгновенно вспыхнув, тихо и яростно прошипел:

– Что ты мелешь?! Здесь люди!

И, полуобняв Дружка за плечи, ласково проговорил:

– Пошли домой, дружище… Потом доделаем.

Уже с крыльца он обернулся и крикнул застывшим дурынышцам:

– Расходитесь, граждане! Здесь вам не цирк.

Дружок покорно вошел в дом. Молоток понуро висел в его вытянутой руке. Изо рта торчали шляпки гвоздей. Марина, недовольно шурша газетой, проследовала за ними.

В гостиной Алена наряжала новогоднюю елку. По-прежнему в доме царил развал. Борменталь остановился посреди комнаты, сделал паузу, как бы собираясь с силами, и вдруг, повернувшись к жене, произнес:

– Извинись.

– Перед кем? – оторопела Марина.

– Перед ним, – ткнул он пальцем в грудь Дружка.

– За что?

– Ты обратилась к нему, как к собаке.

Дружок поморщился, давая понять, что он не настаивает на извинении.

– Почему, как к собаке? Я и к тебе могу так обратиться. Я взвинчена, волнуюсь, а он пропал… Ты не представляешь, что тут пишут! Ты читал новые указы Президента? Это же ужас какой-то! Я только что подала заявку на митинг в поселковый Совет! А ты про Дружка! – Марина с шумом потрясла газетой.

– Мне наплевать! Ты оскорбила его человеческое достоинство!

Марина шумно вздохнула и улыбнулась, что должно было означать: спорить с безумцем невозможно, я покоряюсь.

– Извини, Дружок, – с милой улыбкой произнесла она.

– На «вы»! – потребовал Борменталь. – Ты с ним не училась.

– Это уж точно! – рассмеялась она. – А сам, Митенька! Ты же зовешь его на «ты».

– Мне можно. Я, так сказать, его отец.

– А я его кормлю, – не сдавалась Марина.

– Кстати, чем? – осведомился Борменталь, сбавляя тон. – Я хочу знать: что он сегодня ел на обед?

– В магазине только овсяные хлопья. Ел овсянку… А талоны на него дадут?

Дружок переводил взгляд с Борменталя на Марину, мимикой помогая обоим. Наконец не выдержала Алена.