Михаил Найман - Плохо быть мной

Мимо проходил непроницаемый комсомолец. Бульдог легонько подтолкнул меня в бок и так же шепотом проговорил:

— Пойди у него спроси.

Я нагнал комсомольца.

— Мистер! Я не буду говорить, понравилось ли мне у вас. Понравился ли вам я?

— Понравился. И мне, и моему помощнику. Тебе надо расписаться, что ты пробыл здесь полный рабочий день. — Он приблизился ко мне. — Понимаешь Майкл, ты хороший парень. Даже слишком. И я, и мой помощник это заметили. Но у нас договор с агентством. Мы не нанимаем людей, которых они нам присылают. Это между нами, конечно.

Я молчал. А что я мог сказать? Он прибавил:

— Было приятно работать с тобой, Майкл. Нам всем было приятно с тобой работать. — Он произнес это с неожиданной искренностью. И пошел дальше.

Или не с искренностью и не с неожиданной, а так полагается.

Или этот парень все-таки имел в виду то, что сказал.

Иду обратно к своим черным знакомым сообщить новость. Мне плевать, взяли меня или не взяли. Просто хочется с ними поболтать.

Путь перегораживает латиноамериканец, с которым была стычка в каморке. Выглядит не агрессивно, только встревоженный. За ним стоит войско испанцев. Он посыльный от вражеского полка — ему нужно выведать секретную боевую новость и сообщить своим.

— Приняли? — спрашивает. Интонация новая, как будто того, что произошло между нами, не было вовсе.

Я вижу, он не обижен. И вдруг понимаю, что такие вещи, как моя победа или оскорбления от черных, значат для него неизмеримо меньше, чем для людей моего склада. Он вообще относится к жизни по-иному: что для меня событие, он и не заметит.

Открытие вызывает у меня бурный приступ симпатии к нему.

— Это не важно, — хлопаю по плечу. — Важно, что день вошел в мою биографию.

Вошел — и закончился. Какое-то время я еще околачиваюсь возле черных. И вижу, что эти прошедшие часы их очень мало трогают. Совсем другое дело — меня.

Малик насчет моей работы ничего не сказал. В восторге не был точно. Я был. Я был на седьмом небе. Моя первая работа. Правда, на второй день я ее лишился. Ожидаемо: почти вся наша зарплата шла Добряку и Марио, им дела не было, хорошо ты работаешь там, куда они тебя посылают, или нет. Так что каждое утро мы с командой охотников за вечерней порцией крэка ехали в метро в Нью-Джерси и ждали микроавтобус, который отвезет на новый объект. Он всегда опаздывал. Подъезжал, когда другие переставали прибывать и на площади было уже пусто.

За рулем неизменно сидел какой-нибудь черный паренек, вида настолько юного, что появлялись сомнения, есть ли у него водительские права. Я обычно забирался на заднее сиденье и, развалясь, наблюдал за индустриальным пейзажем — десятки километров без единого жилого здания. Или уставлялся на надежные затылки черной компании, наполнявшей маленький салон. И мою душу — уютным чувством.

Все как один водители курили сигареты «Ньюпорт». Они вдыхали и выдыхали дым полной грудью, как будто это была фили блант с марихуаной [1] «Марихуанная сигара». . Нас окутывали клубы дыма, и хотя водитель впереди курил табак, до меня доносился еле различимый запах анаши. Отдаленно — очень, не буду врать, отдаленно — напоминающий запах раздавленного скунса.

Я был в обалденном виде. Вставал в пять утра, ехал в офис, трясся на автобусе, весь день разгружал коробки, возвращался домой заполночь, опять вставал в пять, опять разгружал коробки. И знал, что никогда уже не буду таким счастливым. Даже уверения Малика, что то, чем я занимаюсь, — утопия и по сути мало чем отличается от моей прошлой жизни, не нарушало состояния эйфории. Малика, если честно, мне было немного жалко.

В один из дней стою с тремя такими же на остановке, дожидаясь автобуса. На улице подозрительно мало машин. Дорога пустая. Ни одной молодой пары, обычно высаживающей свою половину по пути на работу, не паркуется рядом с нами. До меня доносится фраза, что сегодня выходной и автобус за нами, скорее всего, вообще не пришлют. Произнесено с интонацией «и не важно». Не важно, пришлют ли, не важно, работаем ли мы сегодня, не важно, что с нами будет вообще. Всем все пофигу.

Наплевательская нотка наполняет меня приятным чувством. Работягой я ощущал себя именно в те моменты, когда не надо было работать. Сама работа каким-то образом отдаляла от сложившегося идеала. Я не знал, что это за праздник, из-за которого могли отменить наш транспорт. Не знал, какой сегодня день. Не знал, сколько мне лет и точно ли я в Нью-Йорке. Я жил незнакомой мне жизнью, которая так внезапно началась.