Михаил Найман - Плохо быть мной

— Да, — завороженно кивают Большой Каньон и Снупи.

«Гетто-сука» они повторяют вслед за Бульдогом таким тоном, словно речь идет об особе королевских кровей. И взгляд у них так же задумчив, нежен и мягок.

— Зацени лучше вот это. — Бульдог протягивает мне еще одно фото Мисс Алии. Надо полагать, в кадре она стояла на карачках, попой в камеру. — Нравится? — спрашивает меня, хихикая.

— Нравится, — честно соглашаюсь я.

В комнате ржание и улюлюканье, все хлопают меня по плечу, поздравляют и заверяют, что я парень что надо.

— Я бы не прочь на ней жениться, — поддаю.

— Вы поняли, ребята?! — в восторге завопил Бульдог. — Мы тут упражняемся во всех видах любви к нашей Мисс Алии! Изощряемся во всевозможных фантазиях. А этот парень не успел сюда прийти, как обскакал нас на десять голов!

Все это встречено новым взрывом хохота. Непонятно, издеваются они или им правда весело в компании со мной.

Я сказал:

— Бульдог, ты не понимаешь! Такие задницы бывают только у черных женщин из гетто. Если бы у меня была жена с такой грандиозной штукой, это бы означало, что я живу, как негр. — Я ждал одобрения.

Но Бульдог обиделся.

— Ты что несешь, парень? Я тебе показываю красоту, а ты мне за это неуважительно отзываешься о моей расе.

— Я такого рода наездов не слышал за всю жизнь, — согласился Снуп. — Зря я ему не набил морду, когда он только подошел к конвейеру.

Тем временем разговор, который ведут трое черных парней, все больше попахивает тем самым гангста шит, о котором рэповали Снуп Дог и Дре на альбоме «The Chronic».

— А ты бы не испугался, если бы кто-то начал махать пушкой в пяти сантиметрах от твоей белой рожи? — возбужденно задает мне Бульдог вопрос, который явно является продолжением разговора, который я прослушал. — Вот мой племянник тыкал пистолетом, когда вырывал сумку у женщины на выходе из супермаркета. И вдруг узнает в ней мачеху. Испугался, что она на него донесет, и бросил сумку на землю. У них отношения не складывались с того момента, как отец привел эту фурию в дом. Только зря мой племянник беспокоился — его все равно арестовали. Днем позже. Торговал чем не надо.

— У моей мамы пара хулиганов пыталась отнять сумку в нашем дворе, — говорю. — Она им сказала, что, что бы они ни вытворяли, она их не боится. У меня за жизнь было две-три напряженные ситуации, и я всегда вспоминал о маме, что она ничего не боится, и, в общем, не дрейфил.

— Все чего-то боятся, — произнес Бульдог с завистью. — Я вот свою маму боюсь. Ее даже копы у нас в районе боятся. А единственно, кого боится мама, это Бога. — Он смотрит на меня с уважением, и я не вижу в его глазах ни намека на насмешку.

— Моя мама с пяти лет имеет репутацию самой отвязной женщины в районе, — медленно и с почтением произносит Большой Каньон. — Но даже про нее нельзя сказать, что она ничего не боится. Она, например, боится попасть в тюрьму. Наверное, поэтому она уже побывала в ней шесть раз.

— Моя подружка боится забеременеть, — признается Снуп. — Я тоже боюсь, что она забеременеет.

Темнокожие ребята встают и идут обратно в цех. Тишину нарушает шум открываемой двери. Это испанец, который пришел поинтересоваться, по-прежнему ли я так безнаказанно радуюсь жизни, и, если надо, поставить меня на место и испортить мне эту жизнь. Проверив, нет ли в комнате черных, парень осторожно входит внутрь. Оглядевшись, начинает вести себя, как хозяин. Критическим взглядом он окидывает стены с фотографиями обнаженных красавиц, а потом спрашивает меня, зачем мне фото девушек, если мы с ним уже договорились, что он подкинет мне пару фоток красивых испанских мачо. Я отвечаю, что, боюсь, фотки испанских ребят ему придется оставить себе, потому что меня вполне устраивает компания Мисс Алии Love, спасибо большое.

— Это которая из них? — грубо спрашивает испанец.

Киваю ему на плакат Мисс Алии на стене.

— С такой-то попой? — говорит испанец со знанием дела. — На этой заднице можно сервировать стол на пятнадцать персон, — делает он совершенно резонное замечание.

Я отвечаю, что замечание, пожалуй, резонное: задница Мисс Алии заслуживает того, чтобы о ней написать многотомный научный труд, но мне не нравится тон, которым он говорит об этой женщине, пусть я ее даже и не знаю.

На лице испанца выражение, будто я нанес ему личное оскорбление, а заодно и всем представителям мужского пола на земле. Он делает шаг вперед и говорит, что если бы я знал, с кем имею дело, то сначала подумал бы, прежде чем так откровенно нарываться. Я заверил его, что совсем не нарываюсь. Он спрашивает, уж не струсил ли я.