Михаил Найман - Плохо быть мной

— Люблю тебя, Джек! Секси Линда любит всех вас-с-с…

Хайвэй освещен празднично. Свет от фар мчащихся навстречу машин выглядит по-карнавальному броско. Ветер с силой дует в лицо через окно машины, но от него тепло. Мы проносимся мимо автозаправки. Она в огнях рекламы — синих, зеленых, красных. Не заправка, а Диснейленд! Рядом с ней пальма, она светится такими же цветными лампочками, что и стоянка. Не пальма, а рождественская елка.

Я поймал себя на мысли, что мне сейчас не хватает взрыва Мрачного Билли, заказанного по радио. Как было бы классно, если бы он в самом деле сработал. А не сработает — тоже неплохо. Я взял увесистый мобильник Папы Блэка и стал набирать номер, который Линда только что продиктовала в эфире.

— Ты кому звонишь? — покосился на меня Стиви.

— Линде.

— Секси Линде?! Ты свихнулся вконец! Нас только что чуть не укокошили! А ты уже готов поболтать о сладком с главной калифорнийской шлюшкой! Только левые мазафакеры звонят этой твари. Я вообще еду и не понимаю, почему в такой стремный момент должен делать выбор между херней, которую несет она, и которую ты.

— Алло, Линда, — сказал я в трубку. — Это Миша.

— Подожди, — перебил меня приторный голос. — Прежде чем заказать свою песню, ты должен ответить: твоя машина выжимает сто двадцать? Нежный калифорнийский ветер ласкает твое лицо? У тебя сосет под ложечкой от мысли, что эта жаркая ночь закончится стонами и учащенным дыханием?

— Послушай, Линда, у меня нет времени на всякую чушь и слюни. Ты можешь поставить Джонни Кэша? «Блюз Фольсомской тюрьмы»?

— Это станция, которая крутит рэп и R’n’B, мой милый сексуальный слушатель. А Джонни Кэш — это кантри.

— Джонни Кэш больше гангста, чем любой гангста-рэп. Ты можешь сказать одну вещь, Линда?

— Какую, мой горячий?

— Можешь объявить, что это для Эстер? Сказать, что я прошу, чтобы она простила меня. За все.

Когда я вернулся в общежитие, Эстер спала, но быстро проснулась. Я стал рассказывать о нашем приключении. Она жутко разволновалась, потом жутко обрадовалась, что я рядом.

— Недавно включила радио и застала конец этой песни Джонни Кэша. — Она взяла мою руку. — Он пел, а я думала: вот бы ее заказал ты! Они не объявили, кто заказал. Я знала, что этого не может быть, потому что ты никогда не врал мне. Я это ценю. Но все-таки казалось: а вдруг? Миша, а сейчас — вдруг ты можешь слукавить и один раз сказать то, что я хочу услышать? Это ты заказал для меня песню?

— Я, — сказал я.

История с Алимом так на меня подействовала, что Эстер забеспокоилась.

— Мы придумали на день-другой смотаться в Мексику, — предложила она. — Салих одолжил машину у знакомого. А то ты это время сам не свой. Поехали. Может, отвлечешься.

В машине я принял бодрый вид. Возглашал:

— Мексика, дешевый кокаин, — и так далее.

— Мексика — невероятное место, — ответила Эстер тоном лектора по антропологии. — Это уникально, как мирно уживаются там индейские и европейские цивилизации. — Она кивнула на дорогу. — Посмотрите, всего на несколько миль ближе к Мексике, а общее ощущение уже изменилось.

— Ко-ка-ин, — повторил я.

Эстер подняла брови.

— Что это с тобой и у тебя с кокаином? — Она тревожно смотрит на бегущую мимо разделительную линию дороги.

Мы остановились в ближайшем к границе городке. Эстер с Салихом моментально вписались в насыщенную картину. Стали заодно с улицами, плыли по ним — такие же живописные, яркие, как здешние тесные закоулки. Я плелся за ними, как бомж. Ветер поднял ей юбку. Мальчишки высунулись из окон проезжающего старого «кадиллака» и заорали на ломаном английском:

— Мы страстно тебя желаем! Все трое!

Эстер помахала в ответ. Крикнула:

— Боюсь, вы и втроем со мной не справитесь! Но я вас люблю и такими, хвастуншки! Лос амо! — Она послала воздушный поцелуй.

Те схватились за головы от восторга.

Мы находились всего в двадцати милях от Штатов, но Америки здесь не было и следа.

Мы уселись в баре недалеко от центральной площади. Было решено пить текилу, раз уж мы в Мексике. Я действительно был сам не свой. Третий лишний. В двух столиках от нас сидел местный парень с бумбоксом рядом с довольно потертым американцем. Из их магнитофона раздавался испанский рэп.

— О чем рэпуют? — спросил американец соседа. — Переведи.

Тот не ответил. Мрачно разглядывал за окном кафе здоровенного амбала. Весь в черном, тот ходил по улице, как стражник, туда-сюда.

Эстер подняла стакан.