Джессика Кнолл - Счастливые девочки не умирают

От выпитой водки в голове прояснилось, и я вспомнила уловку, которой научилась у школьных подружек. Стоит набрать перед номером абонента «звездочку» и «67» — и всё, номер, с которого звонят, будет скрыт. Я решила проверить, так ли это, и позвонила на свой мобильный телефон, набрав секретную комбинацию перед кодом города — 917. Код Нью-Йорка. Я больше не просто девочка из Пенсильвании. Я из Нью-Йорка.

На экране мобильного телефона загорелась надпись: «Неизвестный номер». Я ахнула и рассмеялась. Сработало!

Отхлебнув из кружки еще немного — для храбрости, — я подумала, что мне вовсе не обязательно бросать трубку, если к телефону подойдут родители Эндрю. В конце концов, что такого? Продюсер изменил график съемок на воскресенье, и назначенный ужин придется отменить, почему бы не встретиться сегодня, пока мы оба еще в Мейн-Лайне. Мне даже не придется лгать: если я приму предложение Аарона, график съемок действительно изменится.

Я набрала комбинацию «звездочка»-67. После секундной паузы в трубке послышались вкрадчивые гудки, пронзительным звонком оглашавшие дом Ларсонов за несколько миль от меня.

— Дом Ларсонов, — загрохотал в трубке чей-то голос.

— Здравствуйте. — Я вскочила на ноги и сделала шаг. Короткий телефонный провод натянулся, и телефонный аппарат рухнул на пол, а вместе с ним и трубка, которую я некрепко держала в руке.

— Черт! — прошипела я, наклоняясь за упавшим телефоном.

— Алло? — Голос в трубке требовал ответа. — Алло!

— Здравствуйте, — повторила я, справившись наконец с телефоном. — Извините, пожалуйста, можно поговорить с мистером Ларсоном?

— Я слушаю.

— Извините. С Эндрю Ларсоном.

— Это я. С кем я говорю?

Я собралась завершить вызов. Все было бы куда проще. Но мышечная память взяла свое, и пальцы сами вцепились в трубку.

— Это Ани Фанелли. Я хотела бы поговорить с вашим сыном. Я его бывшая студентка, — добавила я, чтобы не казаться бестактной.

Мистер Ларсон угрюмо засопел в трубку. Затем облегченно сказал:

— Господи, девочка, я уж подумал, это телефонные хулиганы. — В трубке раздался трескучий смех. — Одну минутку.

Он положил трубку на стол. До меня доносились приглушенные голоса. Потянулись тягостные секунды ожидания.

— Тифани? — спросила трубка голосом Эндрю Ларсона-младшего.

Я перестала притворяться и разом забыла про все надуманные поводы. Просто сказала правду: сегодня был тяжелый день и мне очень одиноко.

Эндрю приехал один, без Уитни. Услышав об этом, я затаила дыхание, надеясь, что он предложит пропустить по стаканчику вместо того, чтоб сидеть в «Мире пиццы», но он сказал:

— «Мир пиццы»? Сто лет там не был. Через сорок минут?

Трубка, укоризненно щелкнув, вернулась на место. Пицца. Да еще в светлое время суток, когда солнце насмешливо поглядывало на меня с небосвода, как будто я задумала что-то непристойное. Разочарование боролось во мне с чувством облегчения. И то и другое придавало мне решимости.

Я смыла телевизионный макияж, как только вошла в номер, избегая смотреть на подчеркнутые резким светом складки вокруг рта и глаз, в которых собрался тональный крем. Мне двадцать восемь лет, и благодаря гладкой оливковой коже меня до сих пор принимают за выпускницу, однако рано или поздно этому придет конец. На моих глазах время разрушает людей, как быстрорастущая опухоль. Никакие антиоксиданты мира не в силах отсрочить этот процесс.

Я принялась за дело: увлажняющее средство, средство для маскирования недостатков кожи, румяна, тушь для ресниц, маркер для губ. Люка изумляет вес моей косметички.

— Ты действительно всем этим пользуешься? — спросил он однажды, отвесив мне комплимент, сам того не осознавая. Потому что — да, я всем этим пользуюсь.

Без десяти минут семь я забралась в Люков джип. Четырнадцать минут — столько заняла дорога в Брин-Мор, каких-то шесть с половиной километров. Я тащилась по трассе не только для того, чтобы опоздать с точностью до минуты. Я по-настоящему испугалась, что зашла слишком далеко и что теперь мироздание обязательно вмешается и направит мне в лоб вон тот хмурый внедорожник. Меня швырнет в средний ряд, грудина расколется о рулевое колесо, и один из обломков пронзит сердце или легкие, доказывая полную несостоятельность утверждения, будто бы я осталась в живых, потому что меня ожидали великие дела. Утверждения, которым я утешаюсь, когда впадаю в депрессию, когда перед глазами у меня стоит Энсили с раскроенным черепом и день длится бесконечно.