Джессика Кнолл - Счастливые девочки не умирают

В голове вырисовался план: добраться до Монтгомери-авеню, затем по прямой выйти на Арбор-роад, свернуть направо, к дому Артура и привлечь его внимание, бросая камешки в окно, как в фильмах. Артур пустит меня к себе переночевать, не откажет.

Всякий раз я сворачивала на перекрестке в твердой уверенности, что иду в правильном направлении. В конце концов я так вымоталась, что даже не стала прятаться, когда на крутом подъеме сверкнули фары приземистого автомобиля современнейшей модели, разительно не похожей на джип Дейва.

Съехав с пригорка, машина притормозила, и я подбежала к окну, чтоб спросить, в какой стороне Монтгомери-авеню. Тетка в окне содрогнулась и уронила челюсть от страха. Взвизгнув колесами, «Мерседес» рванулся вперед и скрылся во тьме, умчав ее на званый ужин. Не сомневаюсь, что она со смаком будет пересказывать своим апатичным друзьям, как чуть не угодила в лапы угонщика авто, выпрыгнувшего на Гленн-роад, будто разбойник с большой дороги.

Прошла целая вечность и одна секунда, прежде чем я наконец оказалась на улице, вдоль которой шел длинный ряд фонарей, ведущий к автозаправке и мини-маркету в конце поворота. От нетерпения я припустила бегом, стараясь держать локти расслабленными, как учил нас мистер Ларсон. «Сжимать кулаки — значит тратить силы, — пояснял он. — А силы надо беречь».

Вбежав под неоновую вывеску, я прикрыла глаза от яркого света, ослепительного, как солнечные лучи, прорвавшиеся сквозь облака, толкнула дверь плечом и вошла внутрь. Теперь, находясь в теплом закрытом помещении, я вдруг почувствовала, как сильно от меня разит выпивкой. Я подошла к прилавку, но не слишком близко, чтобы не обдать продавца запахом перегара.

— Скажите, Монгомери-авеню прямо и направо? — спросила я, ужаснувшись, как сильно заплетается язык.

Продавец оторвался от газетного кроссворда, в раздражении поднял на меня глаза, моргнул и изменился в лице, как будто его «перезагрузили».

— Мисс. — Он прижал руку к груди. — Вам плохо?

Я провела рукой по волосам — они были в грязи.

— Просто упала.

— Я позвоню в полицию, — заявил продавец и потянулся к телефону.

— Не звоните! — бросилась я к нему.

Он отшатнулся, крепко сжимая телефон в руке, и загорланил:

— Не подходи!

Кажется, он был здорово напуган.

— Пожалуйста, — умоляла я, глядя, как он набрал первую цифру. — Не надо полиции. Просто скажите, как дойти до Монтгомери-авеню.

Он застыл, вцепившись в трубку побелевшими пальцами, и наконец выдавил из себя:

— Вы очень, очень далеко.

За моей спиной открылась дверь, и я оцепенела. Не хватало только разборок с участием третьего.

— Скажите, в какую сторону идти? — шепнула я.

Продавец положил телефон на прилавок и потянулся за картой.

Внезапно меня позвали по имени.

Позади стоял мистер Ларсон. Положив руку мне на плечо, он вывел меня на улицу, убрал пакеты с пассажирского сиденья и велел садиться в машину. Я не могла сдержать облегчения от того, что меня наконец нашли, и разрыдалась. Слезы ручьем покатили по щекам, по недавней царапине, тонкой, будто след от шариковой ручки с багровыми чернилами. Я стала рассказывать, как все было, и не могла остановиться.

Мистер Ларсон выдал мне одеяло, бутылку воды и пакет со льдом. Он хотел отвезти меня в больницу, но со мной случилась истерика, и он согласился отвезти меня к себе домой. Сейчас меня немного удивляет, что мистер Ларсон действовал так уверенно — отвез в безопасное место, успокоил и дал протрезветь. Тогда мне казалось, что это само собой разумеется, ведь он — взрослый. Когда тебе четырнадцать, невозможно понять, что двадцать четыре года — это не так уж и много. Всего каких-то два года назад мистер Ларсон вместе с однокурсниками плескался в озере Биб в чем мать родила и единственный из всего студенческого братства добился расположения сногсшибательной красотки-первокурсницы по прозвищу «Мать честная» — потому что при взгляде на нее отнимало дар речи. Мы с мистером Ларсоном выглядели почти ровесниками: если бы я накрасилась и надела платье, то мы сошли бы за влюбленную парочку после удачного свидания.

Оказалось, что я дошла до Нарбета, отмахав не меньше одиннадцати километров от дома Оливии. Было далеко за полночь, когда мистер Ларсон возвращался домой из Маниенка, где жили его друзья, где он сам мог бы жить, если бы не приходилось каждый день по утрам мотаться в Брэдли. Он заехал в мини-маркет, чтобы чем-нибудь перекусить. С этими словами он потрепал себя по животу: «Что-то я часто стал перекусывать в последнее время». Он явно хотел меня хоть немного развеселить, и я улыбнулась, из вежливости.