Евгений Мин - Ценный подарок (сборник)

Озимов хотел сказать, что нечего героев искать, как грибы, но, взглянув на белокурую девочку, смягчился.

— Вот что, ребята, устал я, пойду отдохну, а вы пока с Александром займитесь, у него хорошие игры есть, — сказал он и, чуть прихрамывая на правую ногу, ушел в свою комнату.

Ребята, опечаленные, остались в столовой.

— Так, — горько сказала Лена, — ничего не вышло, идем домой, Семен Петрускевич.

Саня рассмеялся:

— Что это ты его так зовешь, будто он профессор.

— Его у нас все Семеном Петрускевичем зовут, и еще профессором.

— Брось ты! — рассердился Семен Петрускевич.

— Идемте ко мне, — сказал Саня, — дед отдохнет, добрее станет, я всю его натуру знаю. Пошли!

Лена вопросительно взглянула на Семена Петрускевича, он кивнул головой, и «ветераны» пошли вслед за Саней.

Через полчаса из своей комнаты вышел Озимов и, не видя никого, направился к Анне Власьевне.

— Ну что, мать, ушли эти «ветераны»?

— Нет, Алеша, все с Саней играют.

— Ну и дело, путь своими ребячьими забавами занимаются, я пойду к себе, отсижусь еще.

Когда, час спустя, он снова вернулся в столовую, Лена и Семен Петрускевич уже ушли, а у окна сидел Саня и смотрел на искрящийся снег.

— Ушли твои следопыты? — спросил Озимов.

— Ушли, — нехотя ответил Саня.

— Так. В какие игры играли?

— В морской бой и в настольный теннис.

— Кто же верх взял?

В следующее воскресенье Озимовы завтракали всей семьей. Мама шпыняла Саню: «Сиди прямо. Не клади локти на стол». Сане просто есть не хотелось. Выручила соседка по лестничной клетке, пенсионерка со стажем Софья Марковна. Дедушка называл ее Софинформбюро: она знала все, что делается в доме.

— Присаживайтесь к нам, Софья Марковна, — предложила бабушка.

— Спасибо, — отказалась соседка. — Я на минуточку, Алексею Гавриловичу сюрприз принесла. «Детская газета». Здесь о вас пишут, — вот, пожалуйста, — вынула она из сумочки вчетверо сложенную газету и протянула ее Озимову.

— Обо мне? — удивился Алексей Гаврилович. — Что там?

Он надел очки, развернул газету и углубился в чтение.

— Так, так, — тихо и грозно сказал он, кончив читать. — Откуда они все это узнали?

— Так они же следопыты, — хотел сохранить невозмутимое спокойствие Саня и покраснел.

— Как же это им стало известно, что меня сбили под Воронежем, и я не только остался цел, но еще взял в плен фрица и привел его в часть? Кто им рассказал про Кариму Черкизову? Ты, — ткнул он пальцем в сторону Сани, — тебе лично все доверили, а ты…

— Дед, — заныл Саня, — я же ничего такого, я только хотел, чтобы все знали, какой ты у меня.

— Дед, — усмехнулся Озимов, — дед свое отыграл, ты о себе думай, чтобы человеком стать.

— Извините, Алексей Гаврилович, — вмешалась Софья Марковна, — это, конечно, не мое дело, но, простите, ваше высказывание непатриотично. Теперь на всех собраниях указывают, что фронтовики должны передавать опыт, молодым поколениям.

— Извините, Софья Марковна, — сказал Озимов. — У нас не собранье, а семья.

Софья Марковна вспыхнула сухим румянцем:

— Спасибо!.. Вот и делай людям добро!

Попрощалась она и быстро ушла мелкими шажками.

Остальные члены семьи молча сидели за столом. Озимов еще раз перечитал статью, подумав: «Ни к чему это… Но хорошо, что про Кариму написали. Ведь до сих пор о ней ничего не сказано, а она стоила всех нас».

Как-то в одном обществе зашел разговор о доверии, которое должны питать дети к взрослым, о цене этого доверия и о том, как трудно удержать его. Спорили долго и жарко. Я молчал. На память мне приходило давнее время.

Наша семья жила тогда в большом провинциальном городе, известном только тем, что здесь в прошлом веке находились в ссылке два знаменитых русских писателя.

Зимой город был завален непролазными снегами, летом, в жару, река, пересыхая, становилась ручейком, листья деревьев покрывала мелкая серая пыль, дышать было нечем, и родители, кто мог, вывозили детей за город.

Было мне одиннадцать лет. В тот год мы жили в деревне Ганичеве. Спустя четыре года она стала колхозом.

Дом, в котором мы поселились, новый, бревенчатый, пахнул сосной и смолой. Хозяин его, большой, чернобородый мужчина, был похож на Пугачева, по тем картинкам, которые я видел в «Капитанской дочке».

Телевизора тогда еще не изобрели, я читал все, что попадется под руку, порой совсем неподходящие книги. К Пушкину это не относится. Пушкин, по-моему, — для старых и малых.