Евгений Мин - Ценный подарок (сборник)

Халатик снова упал с плеч жены, и снова Белозерский осторожно укрыл ее.

— Он что, тоже там туристом? — осторожно спросила Туся.

— А кем же еще, — рассмеялся Пека, — или ты думаешь, что он…

— Не говори глупости, — рассердилась Туся. — Иван Сергеевич, он такой благородный был. Помню, как-то ты сбежал с его урока и еще уселся греться на солнышке против окон нашего класса. Он подошел к окну, увидел тебя и говорит: «Молодые люди, там, кажется, Петр Круговертов?» А потом вернулся на свое место и сказал: «Нет, нет, наш воспитанник не может быть там». Мы тебе потом взбучку дали.

— Балда я был, — вздохнул Круговертов, — ведь он лучший из всех учителей на свете. Помнишь, он целые уроки Пушкина, Гоголя, Лермонтова так читал, что дух захватывало.

— А тетрадки с нашими сочинениями никогда не возвращал. Наверное, сам не хотел огорчаться и нас огорчать.

— Ну и правильно делал. Если бы не он, мы не полюбили бы литературу.

— А помнишь, Пека, какая у него странная привычка была? Он каждый урок заканчивал фразой: «И гениальный Мопассан». О чем же вы с ним беседовали?

— О многом. Он о тебе расспрашивал. Я сказал, что ты член президиума коллегии адвокатов. «Жаль, — вздохнул он, — способная к литературе девочка была, и вкус хороший».

Потом я спросил его, чем он занимается. Оказывается, у нас его книги вышли о Флобере и Мопассане. Теперь их во Франции и в Италии переиздают.

— Оболтусы мы, Пека! Ни одной не читали. Сейчас обязательно прочту.

— Вряд ли, придешь с работы домой, уткнешься носом в телевизор — и вся игра.

— Нет, я непременно прочту. Слушай, ты с ума сошел! Столько болтать, это же валюта.

— Выдержим! У меня здесь одну картинку купили. Хоть и капитализм, а кое-что в искусстве понимают.

— Все, все, Пека, дома расскажешь. Целую.

Она кладет трубку, встает со стула, халатик падает на пол. Белозерский поднимает его, накрывает плечи жены, и, кажется, только теперь она вспоминает о муже.

— Милый, — целует она его. — Ты еще не спишь, Арсюша? Пора, пора, идем спать.

Еще день, а на улице темно. В сплошной пелене мокрого снега все куда-то бегут. Спешит Круговертов, он опаздывает на заседание кафедры. Спешит адвокат Белозерская. Опять очень трудный процесс. Снег залепляет глаза. Круговертов случайно наталкивается на бегущую женщину. Они не видят друг друга. Едва удерживаются на ногах. Белозерская говорит злым, непохожим на нее голосом:

— Свинство какое!

Круговертов бурчит:

— Дома нужно сидеть, дамочка.

Вечер. Круговертов зол. Ему нездоровится.

У Белозерских. Наталья Андреевна в мрачном настроении. Процесс проигран.

— Ташенька, — заботливо говорит Белозерский, — может быть, хочешь поговорить по телефону?

— Милый, — гладит она совсем седую голову мужа и, сняв трубку, набирает номер.

— Алло, Пека?

— Он самый. Что это твой колокольчик звучит не так весело?

— Чему радоваться? Ты ведь знаешь, что мне скоро шестьдесят.

— Знаю. В одном классе учились.

— И я уже несколько лет бабушка.

— Знаю, — почему-то вздыхает Круговертов.

Некоторое время оба молчат, кажется, им не о чем говорить, затем она спрашивает:

— Почему ты сегодня мрачный?

— Есть причины, — нехотя отвечает Круговертов.

— Какие?

— Болезнь прихватила.

— Какая?

— Неудобно сказать.

— Пека, — смеется Туся, — что ты стесняешься, как бывшая гимназистка: ей объясняются в любви, у самой коленки дрожат от счастья, а она глазки потупила. Ну?

— Радикулит заел.

— Ой, дурачок, нашел чего стесняться, теперь это болезнь века у всех нас. В каком месте заело?

— Знаешь, неловко… В общем, в конце спины.

— У самой задницы?

— Туся…

— Чего «Туся», мы же не в восьмом классе. Теперь это самое литературное слово, а крестьянские писатели еще народней выражаются для обозначения такого предмета. Со мной тоже было. Меня Белозерский тигровой мазью натирал. Хоть и старый он, а рука у него крепкая.

— Меня жена тоже.

— Помогло?

— Нет, нисколько. Потом только чесалось.

— Не паникуй, есть еще одно хорошее средство — заячья лапка. Слушай меня и записывай, как пользоваться ею.

— Сейчас, сейчас, — оживляется Круговертов. — Только ты не спеши.

— А теперь еще есть лекарство, бруфен называется. Купи его и принимай по четыре таблетки в день.

— Бруфен, по четыре таблетки. Записал. Сейчас поковыляю в аптеку.

— Не трудись. Будто ты не знаешь, что в аптеках всегда нет того, что тебе нужно.