Борис Фальков - Тарантелла

Жалкая, после схватки, попытка смягчить поражение. Она промолчала: не давать же ему зацепку для реванша. Он пожал плечами и усилил громкость своего магнитофона.

То, что она теперь ясно слышала, должно было, как минимум, снова её смутить. Ничего общего с сахарным бельканто. Никакой сладости, абсолютно senza dolcezza, хриплые, лишённые вибрации мужские голоса в унисон, без сопровождения излагали архаичную мелодию канонического григорианского хорала. Она узнала этот мотив так внезапно, будто вмиг обострился слух, прочистились заложенные уши. К этому мигу, наверное, давление изнутри и извне на барабанные перепонки уравновесилось вполне, так сразу прорвалась прикрывающая их плева.

Но смутить её уже было трудно. Внутренние её весы тоже успели обрести равновесие, и к ней вернулась способность сопротивляться успешно. Сопротивляться всему, что извне, что не она. Я тебе не деточка, примерно так могла бы она высказать словами это сопротивление… кому? Самой себе, конечно, самой себе. Теперь её усмешка стала просто злорадной: ага, мы ещё и снобы, поздравляю.

— А что ещё сразу видно?

— Ну, например… что у вас порядочная близорукость. Вы всё время как бы высокомерно щуритесь. И это обратным ходом отражается на вас, вам же даёт ложное чувство превосходства. Такое вот простое объяснение, так что я не в обиде. Или предупреждение, если хотите, ведь другие, не я, могут принять всё это за чистую монету: за вызов. Ну и ответят, как полагается, в полном соответствии с законом отражения… Между тем, вы бы избежали этих сложностей, нося очки. Почему вы их не носите?

— Не хочу, — отрезала она. — Поглядите на себя, поймёте — почему. А в предупреждениях я не нуждаюсь, не маленькая.

— Ну, как желаете. Второй этаж налево, номер пять, вид на площадь. Ключ в двери. Туалет, душ, сожалею, общие. На вашем этаже в конце коридора. Но мыло, спальное бельё, и прочее, что может понадобиться, всё это вы найдёте в комнате и в душе, если своё не прихватили…

Он явно имел в виду её совсем небольшой рюкзачок.

— А ключи от вашей машины оставьте мне. На всякий случай. Должен предупредить, гаража у меня нет.

— Вы собираетесь сторожить мою машину или меня саму? Вы… четырёхглазый Аргус… ваше дело сторожить свою гостиницу, — вспылила она и задохнулась от унижения. Приказ и в самом деле был унизительный. Вышедший из данной ему роли лукавый, развращённый холоп. Но ей удалось быстро справиться с гневом, держи-держи себя в руках, и она договорила до конца фразу, надеясь, что весь cложный смысл грубости недоступен собеседнику, что реплика покажется ему плоской насмешкой:

— Вы не сторож брату своему.

— Сестрёнке, если быть точным, — хладнокровно поправил он. — Но вы и представить не можете, как попали в точку с этим именем… Вам помочь?

— Каким именно именем, братишка? Спасибо, я и с этим управлюсь одна, сказала она, слишком резко, со звоном, слишком мужественно бросив ключи на страницу его книжки. Этот звон напомнил ей о том, о чём она почти уже успела забыть: с той же неумеренной силой хлопнувшую несколько минут назад дверцу «Фиесты».

Поднимая рюкзачок и отступая к лестнице, она постаралась, чтобы он не увидел её раздражённую гримасу, вызванную тем, что она снова нарушила выработанную меру, эту хранительницу здоровой уравновешенности: норму. Правда, в целом ей удалось взять себя в руки, но вот обнаружилось, что не без потерь она вышла из борьбы с вдруг проявившей себя болезнью. Вскрывшийся сегодня первым, и уже вроде бы залеченный изъян никуда не исчез, остался при ней. Покрылся корочкой, но давал себя знать. Как и все другие, обнаруживавшиеся один за другим изъяны, которым она шаг за шагом сдавала свои прежние позиции. И это шаг за шагом отступление от давно принятых канонов напомнило ей о самом неприятном, о том — что её принудило к отступлению. То, что успело в последние минуты забыться напрочь: что она устала после вовсе нетрудной дороги, в сущности беспричинно. Беспричинная усталость после такой лёгкой дороги назойливо подсовывала скверные мысли о подлинной, омрачающей совсем другую дорогу причине. Прискорбные мысли о возрасте и жизни.

На третьей ступеньке лестницы она оглянулась. Всё в порядке, из стычки она снова вышла победительницей, как всегда, пусть и немного потрёпанной на этот раз. Наклонив начинающий лысеть лоб и скосив глаза, поверх борта своей лодки и полуочков Аргус снова рассматривал её ноги с наконец-то соответствующей его служебной роли миной: как желаете, к вашим, мол, услугам.