Борис Фальков - Ёлка для Ба

— Ты облетал все французские кабаки, — возразил Ив, — а Франции ты и не видал. Ты ведь не летал с Эйфелевой башни.

— Да, — согласился Жора, — меня всегда спрашивают, был ли я в Париже, и никто ни разу не спросил — бывал ли я во Франции. Я честно отвечаю «нет», и тогда все отходят от меня с презрением.

— А почему бы Иву не запустить тебя летать и тут, у нас? — спросил я. Успех был бы не маленький…

— … у Чрево, — уточнил Ив. — Ты это брось, малый. У нас ему не грозит печь, и ему хватает на пропитание без полётов. А если хочешь возобновить аттракцион, то давай ты сам полетай, маленький человек без биографии, с очень маленькой жизнью за плечами. Хочешь попробовать? Сам говоришь, у тебя есть опыт. А я попаду тобой в горшок вернее, чем ты сам со своей кровати.

Ив подставил мне огромную серую ладонь, всю в складках толстой, будто слоновьей, кожи. Я чуточку отодвинулся от неё и демонстративно отвернулся.

— Ты не обижайся, — сказал Жора. — Мы оба маленькие, но у меня за плечами не маленькая жизнь, а у тебя маленькая. У меня есть и маленький горб за плечами, а у тебя пока ещё только большой шанс его заполучить, летая с деревьев. Так что не обижайся, ведь у меня за плечами прошлое, а у тебя будущее…

— Тоже за плечами, — оттопырил губы я: что им всем далось это будущее? Тебе нужно написать рассказ, как ты летал по Европе.

— Это зачем? — с подозрением глянул на меня Жора.

— Чтоб все прочли, — злорадно сказал я, — будет и тебе хорошая упаковка, получше сундука. Получше легенды Сандро, это я тебе говорю… лучше Робинзона. Подумаешь, у них там мина взорвалась, да необитаемый остров подвернулся, а у тебя есть Дахау!

— Да, — подтвердил Жора, — мы оба маленькие люди, я летал и ты летал, и у тебя за плечами будущее. Только это пройдёт, малыш, не беспокойся: ты вырастешь и станешь большим человеком. Не то, что я.

— Извини, — сказал я, — у меня плохое настроение.

— Да пожалуйста, — ответил он, переворачивая бутылку. Из неё не выпало ни капли.

— Я ведь совсем не то хотел спросить… а вот что: у твоей подружки так же растут волосы подмышками, как у Жанны… пузо? Отец говорит, это всё антропологические стигматы.

— Антропо… попо, попа… — захлебнулся Ив, — нет, ни за что не выговорить. Чего только не напридумала интеллигенция, чтобы мучить народ!

— Да ты, никак, собираешься про это рассказ писать, интеллигент? — Жора взял меня двумя пальцами за подбородок и повернул моё лицо к себе. Я мотнул головой. — Ага, почти угадал: ты стихи про это пишешь, уже написал, верно?

Я снова мотнул головой, на этот раз утвердительно. Врать было ни к чему, в конце концов, я знал, с кем болтаю, и последствий признания не опасался.

— Почитай! — потребовал Жора. — Есть нужда в чём-нибудь эдаком, к злобе дня.

— К пиву, — подсказал Ив. — Вместо раков.

— Пива нет, — вздохнул Жора, — ты что-то уж слишком злобен, дорогой друг. Но всё равно, малыш, читай.

Я прочёл:

— Больших уважают, это правильно подмечено, — вздохнул Жора, — а маленьких?

— Маленьких любят, — сказал я.

— Ну, и где ж у тебя про это? Постой, я сам добавлю… Один раз я видел двух горилл, они были маленькие, и я их полюбил.

— У тебя не пустой котелок! — воскликнул я. — Или ты тоже стихи пишешь?

— Почти, — скромно сказал Жора, — я пишу прозу.

— Нет, — возразил Ив, — котелок у него пустой. Разве можно открывать секреты тому, кто их учитывает?

— Мне можно, — сказал я, — а другим нельзя. Я так и делаю, никому другому своих не открываю. Хотя меня и пытаются подкупить.

— Отец? Чем? — спросил Жора.

— Нет, Лёка, — ответил я, — куклой. А вам я открою ещё секрет: я пишу и то, и другое. И стихи, и прозу.

— А у меня стихи не клеются, — пожаловался Жора. — То, что ты слышал про горилл, чистая случайность.

— А у меня не клеются романы, — признался я.

— Погоди, — пообещал Ив, — ещё склеются.

— Я почему-то дальше вступлений пойти не могу, — сообщил я.

— Это ничего, — успокоил меня Жора. — Может, дальше и не надо ходить. Вступление ведь тоже надо уметь написать. Вот у меня как раз наоборот, туго с началами. Наверное, как и в стихах, потому они у меня и не получаются. Всё дело там не в том, о чём ты рассказываешь, а в ритме: попал — пошёл дальше, не попал — пошёл вон.

— А я никогда не знаю, о чём буду рассказывать, — сказал я. — И не знаю, откуда потом, когда уже рассказано, берётся там смысл. Если б я с самого начала об этом думал, то ничего и не написал бы. Что ж тогда такое он, этот смысл?