Борис Фальков - Ёлка для Ба

— Смотри, парень… Мой папа был глупый негр, и чем он кончил?

— А Ба никогда не потеет, — заявил я. — А весь дом держится на ней. Разве это не работа?

— Ты понимаешь, куда он клонит? — спросил Жора. — Что мы не стоим своих денег, потеем зря: на нас ничего не держится.

— Я понимаю, куда он клонит, — сказал Ив. — Всё ясно: он не собирается потеть в своей школе.

— Он собирается потеть только на переменках, — поправил Жора. — А на уроках пусть потеют другие, бездари, лентяи… Он же будет запросто получать оценки, и лучшие, чем они.

— Это грубо, — сказал я. — Ещё грубей, чем у Назария. А я уже давно играю во взрослой волейбольной команде. Мне доверяют подачи, и просят набрасывать на сетку.

— Ну, а бить-то тебе поручают? — запищал Жора. — Удары тебе доверяют?

— Да, допрыгиваешь ли ты вообще до сетки? — прогудел Ив.

— Я ещё допрыгну, — пообещал я. — Обязательно, сами увидите.

— Вот тогда и приходи на базар, — сказал Жора. — А так, коротышка, твой номер даже и не шестнадцатый: вообще без номера. Слушай, давай по-прямому… Ты своё место знаешь? Вот и хорошо: утри сопли и не обижайся. Держи удар. Смотри, я же не обижаюсь?

— Он не обижается, — подтвердил Ив.

— И я тоже, — сказал я. — Слушайте, если б вы знали, как вы мне нравитесь!

— А Сандро? — вскричали они оба: флейта и фагот.

— Это, — сказал я солидно, — дело совсем третье.

— Вот это — дело совсем другое! — пропищал Жора.

— Дело хорошее, — прогудел Ив.

— Лёгок на помине, — объявил я.

— Санька! — заорал Жора. — Этот малый и тебя обозвал дураком! Имеешь право присесть к нам.

— Лучше я откажусь от такого права, — на Сандро был халат без рукавов, — и постою.

— Мы славно тут болтаем, — сообщил Ив. — Позавидуешь.

— У меня дела, — сказал Сандро. — Мне ещё ногти стричь.

— У тебя они растут за четверых, — укоризненно сказал Жора. — А кто у тебя нынче маникюршей?

— Да в том-то и дело, что Катька хандрит, а очередь её. Прислал бы ты кого из своих… государевых людей. Кто-нибудь из ихнего цирка не прочь же на воле подработать, а?

— А вы бы пошли работать в Большой цирк? — спросил я.

— А говорили: болтаем славно. Ничего себе славно! — сказал Сандро. — По такому случаю дай закурить.

— У малыша тяжёлое детство, — объяснил Жора, раскурив и вложив ему в губы папиросу. — Прямо на части рвёт. Большой базар и Малый, Большой цирк и Малый, большие взрослые и малые дети, весь его родной городишко такой же: пополам.

— Поляризация, — применил свои познания я. — Но ведь и в Москве есть Большой и Малый театр. Отец говорит, в Большом неправильно играют Шуберта, Аве Марию.

— А я что говорю? Конечно, поляризация! Сказать по-прямому — шизуха. Cтарая малая часть и новая большая, два разных города в одном. И такая же у малого семья, две в одной. И какая-то из них неправильная, совсем не так играют Шуберта, как нужно. Я тебе, Сандро, пришлю одну коротконогую, будь спок, она старательная.

— Городишко у них диалектический, — возразил Сандро задумчиво. Папироса так же задумчиво гуляла из угла в угол его рта. — Вчера на Главной улице Новой части, гуляя и о чём-то задумавшись, может быть как раз и о Шуберте, погиб Главный врач больницы Старой части, а сегодня утром я уже читал в местной газете некролог.

— Погиб от огорчения, что в Новой части неправильно играют Аве Марию? поинтересовался Ив.

— Нет. «Победа» зацепила его ручкой дверцы, когда он готовился перейти улицу, за пуговичную петлю расстёгнутого пальто. Вот как диалектически тут переходят улицы.

— В такую кислую жару, и в пальто? — удивился Жора.

— Летнее пальто, летнее, — пояснил Сандро. — Тут ещё ходят летом в соответствующих пальто.

— Называется пыльник, — сообщил я. — Ваше пальто тоже можно так называть. А погиб доктор Щиголь, он знакомый моей Ба, и, конечно, Ди.

— Разумеется знакомый, — согласился Сандро, — как же иначе. Небось, и жил он в вашем квартале. А пыли у вас в квартале, действительно, многовато.

— Третий дом от нас, — уточнил я, — в начале соседнего квартала.

— Каков объём жизни! — воскликнул Жора. — И при этом — каков уют! Два квартала, и всё в них содержится, что ей нужно, жизни. За каким же чёртом доктора понесло в другой город…

— За смертью, — объяснил Сандро. — Нет, малыш, я бы не пошёл работать в Большой цирк. До него-то кварталов двадцать, если не сорок. И он как раз в той части города, которая неправильна. То есть, в другом городе.

— А мы скоро туда переезжаем… — с тоской сказал я. — Горздрав дал матери квартиру. Это её знакомый, к нам его не приглашают. Потому его отчества я не знаю, а фамилия его, наверное, Кругликов.