Борис Фальков - Ёлка для Ба

— Нет, — возразил Жора серьёзным тоном, — этот ребёнок не был чёрным. Тебя это интересует?

— Нет, — не растерялся я, — меня интересует, что он мальчишеского полу. Ведь и я как-то…

— И все мы, — согласился Жора. — Все мы пацаны.

— Да, мы не стареем, — подтвердил Ив. — Коли уж таким уродился, то это навечно.

— А сколько тебе лет, Жора? — спохватился я.

— Да вот скоро пятьдесят, и все не краденые, мои.

— Пятьдесят! — я подскочил от неожиданности. — Не может быть!

— Я и сам так думаю: не может. Но существует документ.

— А ты что думал, сколько ему? — спросил Ив.

— Я думал… — ответил я, усаживаясь на место, — я вовсе не думал, а был уверен… Сказать честно?

— Ни в коем случае! — воскликнул Жора.

— Я думал, тебе разве чуточку больше, чем мне.

— Карлик, ты понимаешь этот комплимент? — засмеялся Ив. — Ты в жизни таких не имел, даже когда был карликом летающим, а не в сундуке сидящим. Вот удача, так удача.

— Разумеется, понимаю, — холодно возразил Жора. — Не такой дурак, как некоторые.

— А ты, оказывается, одного возраста с Ба, — я всё не мог опомниться.

— А я и бабушка себе, и внучок, — гордо сказал Жора. — И в этом моя удача.

— Если б я знал об этом раньше, — я облизал губы, — то не смог бы говорить тебе «ты».

— Так ты свою Ба называешь «вы»?

— Нет, но это… другое дело, — запутался я, и попытался вывернуться: — А что значит: карлик летающий?

— Как-нибудь потом расскажу… — Жора не дал себя сбить с темы. — А Ив тоже другое дело?

— Эге-э, — прогудел Ив голосом днепровского колёсного парохода, — в сравнении с тобой я ему ровесник.

— Славно говорим… — грустно сказал Жора. — Посторонним вход не воспрещён.

— Ив сам велел мне с ним на «ты». А вот с Назарием я на «вы», — продолжал я жевать ту же мякину.

— Вот-вот, это другое дело, а не то, — сказал Ив.

— Посторонним вход всё же воспрещён, — оживился Жора.

— И с Сандро!

— А это дело и вовсе третье, — снова развеселился Жора. — Есть и дело четвёртое, пятое… Вон этот чёрный парень частенько рассказывает о себе в третьем лице. Понимаешь, что это значит?

— Конечно, — обиделся я. — Есть люди двуличные, трёхличные, и так далее.

— Ну да, ну да, но не это главное. Главное, такие рассказы — начало литературной деятельности, вот что.

— Чего уж там, — возразил Ив, — а почему не она сама?

— А потому что ты не сам, — заявил Жора. — Вот почему.

— Я понимаю, — сказал Ив. — Нет, негр не дурак. Ладно, негр, может, и дурак, но не какой-нибудь там, а печальный. То есть, не такой уж и дурак. Негр отлично знает, что он почти не умеет писать.

— Как это, почти? — удивился я.

— А так: подпись он поставить умеет, — сказал Жора. — На платёжной ведомости.

— И под протоколом допроса! — гордо заявил Ив. — И тем делаю его недействительным. А ведомость тем же способом делаю действительной. Способ, как видишь, универсальный.

— Весь в покойного папу… — покачал головой Жора.

— В покойную маму, — поправил я.

— Вот это другое дело, — поднял указательный палец Ив. — Мальчишка запомнил, где моя мама. Гол!

— Смотри, он так же запомнит, что ты притворяешься неграмотным, чтобы потом объявлять протоколы допросов недействительными, — предупредил Жора. — То есть, тебе, трёхличному, грозит попасться в следующий раз с поличным. Вот когда будет тебе гол. Теперь спроси его, малыш, зачем он притворяется, если это делать так опасно?

— Зачем ты притворяешься, Ив? — спросил я.

— Чтобы не загреметь с копыт, — сказал он. — Это ещё опасней.

— Да, — похвалил я, — вот это работа. Поначалу, наверное, и ты от неё блевал.

— Ни слова о вонючей работе! — гаркнул Ив, шлёпнув меня по затылку.

— Да уж… — глубокомысленно заметил Жора, — это нормальные пусть трудятся в поте, как завещано. А нас Бог пометил, чтобы сама пометка нам давала хлеб насущный. И что же? Нам вполне хватает, днесь.

— А Сандро — хватает?

— Мой маленький друг, — сказал Жора. — Ты слишком часто вопрошаешь об этом человеке. Между тем, сказано: это дело совсем третье.

— Как и третий глаз…

— Умолкни! — вскричал Жора. — Жанна птичка певчая, не трожь её.

— Слепая птичка, — добавил Ив, — на все три глаза. А глаз, дорогие мои, есть первейшее дело.

— Я думал — руки, вернее, ноги, — упорствовал я.

— Циничный пацан, — неодобрительно покачал головкой Жора. — А ты вот попробуй писать вытянутой рукой, и сразу узнаешь, что дело не в руке, а в зрении. Рука-то остаётся та же… Представил? Ну, а теперь вообрази, ты пишешь ногой.