«Об этом я лучше спрошу Вас, Ваше Высокопреосвященство, — сказал верховный судья. — Если Вы, несмотря на это обстоятельство, мне ответите, если Вы вообще могли бы дать ответ на такой вопрос…»
«Ну?»
«…то этот ответ был бы совсем простым: потому что евангелисты в своих сведениях могли обвинить Спасителя во всех вещах, но только не в политических мотивах его поступков».
«Однако мне очень интересно, дорогой друг, как Вы хотите установить у Христа связь между верой и политикой! Так как характеристики, которые Вы отнесете к Варавве, Вы наверняка не отнесете к Спасителю».
«Я удовлетворен, — сказал верховный судья, — что мне Высокопреосвященство не приписывает по крайней мере такого сумасбродства. В действительности, речь идет несколько о другом. Так как сопротивление против всего разветвленного иностранного господства было у старых иудеев не просто лишь выражением их патриотизма — или, правильнее сказать: этот иудейский патриотизм не исчерпывался или, по крайней мере, не без остатка исчерпывался в готовности к жертвенной отдаче за самостоятельность и материальные интересы своего отечества, он охватывал также существовавшую государственную форму правления и сущность, в которой эта государственная форма правления персонифицировалась».
«К сожалению, — вздохнул кардинал, — это не единичное явление. И мы сами тоже пережили то время, когда обязанностью каждого была не только готовность к жертве за наследного властителя, но и за надменного тиранствующего узурпатора».
«Несомненно, — сказал верховный судья, — но ни наследного монарха, вроде нашего императора, не называли по образцу цезарей «divi», «божественным», ни того тирана, который после них так долго нами управлял, не называли действительным богом. У иудеев же царствовала теократия, что означает: если они и имели время от времени царей, то все равно их непосредственным царем был сам Бог. Их патриотизм имел трансцендентальный оттенок, а защита отечества была одновременно и крестовым походом. Великое время мировых властителей в Израиле, когда жил Иисус, давно прошло. Царство уже подвергалось постоянным и фанатичным, все новым нападкам борцов с теократией — пророков. Эпигоны этого института Ирод и Агриппа, института, который при Ироде Великом олицетворял господство силы, а при более поздних властителях — влияние Рима, вообще не имели никакой глубинной связи со своими подданными. Их считали тиранами и, в частности, узурпаторами власти, которая по праву принадлежала только Яхве. А когда появлялись резко религиозно настроенные персоны, это приводило к открытой враждебности, как в случае с Иоанном Крестителем и Антипой; и ясно, что оппозиция к светскому господству выявилась обостренно, когда она осуществлялась чужестранной силой и вдвойне обостренно, когда она осуществлялась язычниками. Такой была ситуация прежде всего в Иудее. В тетрархиях, где господствовал Ирод Антипа и его братья, это напряжение выражалось не так сильно, так как там Рим оказывал свое влияние непосредственно на самого властителя, и народ ощущал это влияние не в виде римских управленческих мер. В Иерусалиме же все было по-другому».
«Конечно, — сказал кардинал, — Иерусалим был невралгической точкой. Несмотря на то, что он давно перестал быть политической столицей Иудейского государства, он все же сумел сохранить свое превосходство в религиозных и национальных вопросах. Вплоть до своего разрушения Иерусалим играл для духовного профиля всего иудейства диктаторски-репрезентативную роль, как Париж для Франции».
«Или как Рим для всего западного мира, — сказал верховный судья, при этом из его слов нельзя было понять, означают ли они согласие или нет. — И если мы примем к сведению, кроме того, что нервозный уровень больших городов, а не малолюдность равнин приводит к политическим подъемам, то мы не станем удивляться, что в те, полные напряжения времена, в Иерусалиме, а не в каком-либо провинциальном городке дело доходило до взрывов. То, что такой взрыв имел место и что произошло восстание, доказывает не только текст у Марка, относящийся к Варавве, но и второй, аналогичного содержания, у Луки, кроме того, в Евангелиях имеется еще одно указание. У Луки читаем мы о галилеянах, кровь которых Пилат «смешал с кровью их жертв».
«Вы сами себе противоречите, милый друг, — сказал кардинал, — или же Вы считаете галилеян такими же жителями большого города, что они могли бы поднять восстание, как в Иерусалиме? Ничем не доказано, что в Галилее речь шла о политике».
Читать дальше