Александр Лернет-Холения: Барон Багге

Недавно, во время приема у министра земледелия, некий барон Багге оказался втянутым в спор с юным господином Фараго, еще незрелым и вспыльчивым человеком, который вдруг громко и привлекая всеобщее внимание потребовал, чтобы Багге прекратил разговаривать с его, Фараго, сестрой. Барон попросил случайно оказавшегося рядом майора моего полка быть его секундантом, после чего майор предложил в качестве второго секунданта меня. Хотя каждый противник считал, что мог бы обосновать свою точку зрения, у Фараго все же имелись основания защищать свою сестру. Потому что на совести Багге уже были жизни двух женщин. Это стало для нас новостью; и вообще о прошлом Багге, поскольку он почти безвыездно жил в отдаленном имении Оттманах, в Каринтии, мы знали мало или почти ничего. Однако мы заявили, что совсем не уполномочены разбираться в обстоятельствах столь личного свойства, к тому же официально недоказуемых, и что это вообще к делу не относится, и таким образом вспыльчивому Фараго не оставалось ничего иного, кроме как извиниться. Багге выслушал извинения с рассеянным и отсутствующим видом, затем он поклонился и мы ушли. Впоследствии он посчитал себя обязанным дать мне некоторые пояснения и рассказал мне свою историю:

Ничего не поделаешь, но это правда, что обе достойные сожаления женщины — о них как раз и зашла тогда речь — покончили жизнь самоубийством; говорят, что это произошло из-за меня. Однако на самом деле в этом нет никакой моей вины. Я не могу ни льстить себе, ни превозносить себя или как-либо хвастать, а кроме того, уже давно в моих отношениях с женщинами вообще нет ничего похожего на домогательство. Напротив: когда я замечал, что та или иная становится не совсем равнодушной ко мне, я старался отдалиться и четко заявлял, что не помышляю о брачных узах. Обе эти женщины, возможно, догадывались, что я не мог бы на них жениться, однако явно из духа противоречия, сначала одна, а потом другая настаивали на браке. Хотя тогда я, собственно говоря, уже был женат, и это произошло так:

Хотя начало войны меня застало в Центральной Америке — я хотел присутствовать на открытии Панамского канала, а до того посетить Антилы, — все же мне удалось вернуться на голландском корабле в Европу, и я участвовал в начале кампании против России в составе драгунского полка маркиза и графа фон Гондола. К январю 1915 года под мощным натиском армий Великого князя Николая наш фронт в Карпатах отодвинулся до Венгерской равнины, и частично из-за больших потерь и зимних тягот его почти полностью расформировали. А в феврале фронт начали снова восстанавливать, собрали свежие силы — прежде всего около Мункача и Нирегазы; и когда предполагалось начать наступление, мой дивизион получил приказ выступить из Токая на север.

Около Токая, как последний отрог Карпат, над равниной возвышается покрытый виноградниками потухший вулкан — словно умолкший зев подземного мира. Дивизион состоял из драгун Гондола и графа Шерфенберга, а также из уланских полков де ла Оста и великого герцога Тосканского, и частью располагался в самом Токае, частью — в ближних деревнях. Как старший лейтенант, я был приписан к четвертому эскадрону кавалерийского полка под командованием господина фон Землера из Вассернойбурга, ротмистра; так я оказался вместе с лейтенантом Гамильтоном, американцем, (тогда Соединенные Штаты еще не объявляли нам войну) и неким Карлом Мальтицем, очень молодым человеком, — тоже офицером. Рядовые, в большинстве своем из состава армии мирного времени, были из галицийских поляков, а также из буковинских немцев и румын.

Землер слыл человеком переменчивого и непредсказуемого нрава, и находились люди, которые даже злонамеренно утверждали, что он просто-напросто дурак. Во всяком случае, жизнь в маленьких польских гарнизонах, где располагался в последние годы полк, была скучной, а поскольку повальные выпивки ему, Землеру, не нравились, то они не могли не действовать ему на нервы. Кроме того, его угнетала какая-то нехорошая наследственность. По крайней мере, так утверждала моя мать. Она знала Землера по Каринтии. Из-за моей матери мой отец, до этого служивший в Пруссии, совсем переехал в Каринтию, и после женитьбы они жили преимущественно в Оттманах. Оттманах — как раз одно из имений моей матери.

Моя мать хорошо знала Землеров. Деревня Вассернойбург или Вассерлеонбург, как она называлась и откуда они были родом, находится от имения Оттманах не дальше однодневного пути в коляске.