— Да, да… — ответил он и споткнулся о половик, так как спешил к окну выбросить окурки из пепельницы. Сестра Бонева улыбнулась и села на стул в центре комнаты.
«Я уже спотыкаюсь, — в бешенстве подумал Андрей, — а однажды возьму да разобьюсь насмерть».
В его голове мелькнул образ Юлии, и это сразу успокоило его. Юлия улыбнулась его мысли, но ее лицо осталось неподвижным, как ветер, запертый в комнате.
Не меньше десятка раз Андрей представлял себе, как они войдут и сядут. Ему хотелось, чтоб все прошло весело и легко. Вот Юлия красиво склонила голову. Ее волосы упали, будто завеса, и затенили ее профиль. Профиль сестры Боневой был темным и напоминал только что оставленную ими улицу, он таил в себе какую-то могучую силу и предательство…
— Мне не надо было приходить, — серьезно начала она, но ее слова прозвучали как-то искусственно, бледно. На мгновение ему показалось, что он в одной комнате с женщиной легкого поведения.
— И вообще, зачем я пришла? Зачем?
— Будем здоровы…
Они чокнулись и отпили. Коньяк вернул ему бодрость. И он наконец почувствовал желание обладать этой женщиной, снова быть с Юлией. Андрей назвал ей день, назначенный для рассмотрения дела. Он подготовил свою речь, по крайней мере в основных чертах, и надеется, что их ждет успех. Затем рассказал что-то об университете и о суде, где проходил практику, о неясной тоске, которая каждый вечер охватывала его.
— Наверное, это из-за Дуная…
Она спокойно слушала его и время от времени одобрительно кивала головой. Его исповедь была настолько же бессмысленной и скучной, насколько желание сестры Боневой каждый месяц ездить в Софию. Ее губы постепенно влажнели.
— Вы были когда-нибудь по-настоящему счастливы? — неожиданно расчувствовавшись, спросил Андрей.
Наступило неловкое молчание, в течение которого он смотрел, как пальцы ее пробегали по скатерти.
— Не знаю… А вы?
— Не знаю.
Не стоило объяснять, что счастье лишь в том, что беспрерывно ищешь его. Ему показалось, что больше им нечего сказать друг другу, и поднялся из-за стола…
Она вся отяжелела от себя самой…
Постепенно образ Юлии поблек и ассимилировался со своеобразным неудовлетворением. Он не мог определить его сущности, но находился всецело под его влиянием. Андрей чувствовал, что устал и расстроен. Надо было выказать благодарность сестре Боневой, которая с открытыми глазами лежала рядом и, словно загипнотизированная, не отрывала взгляда от светлого пятна на потолке. Андрей не сомневался, что мысленно она сейчас совершает поездку в Софию. Нелепыми казались долгие приготовления, тарелки, белая скатерть. «Цветы и бутерброды быстро приходят в негодность», — подумал он и протянул рюмку сестре Боневой. Ее плечо было горячим, кожа — чуть влажной, словно у нее повысилась температура. Андрей не смотрел на нее — его не интересовало, что выражает ее взгляд.
— Мне страшно… — произнесла сестра Бонева, и он почувствовал фальшь в ее голосе, будто все это время она рассматривала потолок только, ну только для того, чтобы сказать что-нибудь «этакое».
Оба почти одновременно поднялись и встали друг против друга. Они улыбались. Вся комната утонула в необъятной улыбке Андрея.
— Мне страшно… — уже выходя, повторила сестра Бонева.
Андрей уже знал, что она обыкновенная развратная женщина, но еще не мог определить, приятно ли ему это.
На лестнице он остановился и под покровом теплой темноты поцеловал ее. Ему хотелось отблагодарить ее, но почему-то казалось, что выглядит это неубедительно. Неудовлетворение блокировало его сознание.
Они медленно пошли рядом. Он был уверен, что сестра Бонева испытывает нечто свое, чего ей вполне достаточно. «Разве я виноват, — вяло рассуждал Андрей и в поисках сигарет шарил по карманам, — что Юлии нет в городе? Откуда ее взять?»
Перед его взглядом еще стояло белое плечо сестры Боневой, его реальное грубое тепло близ черного квадрата окна. И даже это воспоминание вызывало в его представлении нечто неправдоподобное.
— Тебе нечего бояться. — Они остановились перед домом сестры Боневой. — Мы любой ценой выиграем дело.
— О, я о другом…
Андрей свернул к Дунаю, чтобы лучше разглядеть и запомнить ночь. Река походила на большую улицу спящего города.
Он слышал звук собственных шагов по каменным плитам, но ему казалось, что он все стоит да стоит на одном месте, что движется только его воображение, а ему необходимо ухватиться за что-то по-настоящему реальное, чтобы избавиться от этого состояния. С мрачной решимостью он повторял: «Я только адвокат…» Он ненавидел Юлию. Он видел ее бледный профиль и ненавидел его, видел ее взгляд, полный умиления, ее, белое, глупо красивое платье…
Читать дальше