Стефан Дичев - Современная болгарская повесть

С того дня учитель Продан Калчев для меня самый лучший человек на свете. Гордый человек и чистый!»

«Самый лучший человек для меня моя мать, — откровенно начал свое сочинение шахтер Иван Дочев. —Отец у нас любил выпить, и нас, пятерых, вырастила мама…»

Я видела их, этих матерей в, обшитых монистом странджанских безрукавках или в белых добруджанских платочках. Они шли по городским улицам, загоревшие на долгом пути, и в руках у них были корзинки с мокрыми от грушевого сока донцами. Наш дом стоял точно напротив холостяцкого общежития, и я не раз провожала туда матерей, приехавших на поиски своих оторвавшихся от пашни сынов. А сыновья, забывшие о том, когда приходят поезда, вскакивали со своих узких коек, услышав, как под окном чей-то мучительно знакомый голос спрашивает уборщицу, не здесь ли живет Атанас, высокий такой, красивый. Атанас из Елхова. А через некоторое время я видела из своего окна, как мать, подоткнув тяжелый мокрый сукман, развешивает на веревке рубашки всех четверых живущих в комнате парией, словно все они ее сыновья. Я представляла себе, Как она спит, прижавшись к твердому незнакомому плечу сына, и как все четверо в этот вечер стараются вернуться пораньше и говорят только о хорошем, словно и их матери тоже тут. А утром мать уезжает, как будто у нее только и было здесь дела, что постирать рубашки да запомнить твердое, уже незнакомое плечо.

«Самый лучший человек для меня — мама…» — написал Иван, и, верно, рука его надолго задержалась на этой строчке, потому что на странице остался след ладони.

Сочинение Стоилчо Антова уместилось на листке из блокнота. Ведомственного, с красным штемпелем на каждой странице: «Дирекция Первого стройрайона».

«Самый лучший человек для меня, — писал плотник, —это товарищ Коста Илиев, С товарищем Костой Илиевым мы вместе играли в детстве. Он не жалеет времени и сил, чтобы внести свой вклад в работу стройрайона. Помню, десять лет назад товарищ Илиев лично взобрался на трубу кирпичного завода и, привязавшись веревкой, написал „Слава Первому мая!“ Потом, когда он стал большим человеком, товарищ Илиев не отделился от нас и всегда, когда встречал меня, протягивал руку и спрашивал: „Как вы, как вы?“ В настоящее время товарищ Коста Илиев уехал передавать свой опыт африканским странам».

Рассмешило меня и начало сочинения Семо Влычкова.

«Однажды я был в длительной поездке, — писал шофер. —Возил я арматурное железо в Пазарджик и, вернувшись, пошел в душ. А у нас через душевую проходят трубы с ядовитым газом. Одна, видно, лопнула, и я, ничего не замечая, наглотался, да и свалился. Открываю глаза, вижу, лежу уже в раздевалке, а надо мной докторша, испуганная, даже не видит, что я голый. Кто меня первый нашел, кто вынес, до сих пор не знаю. Спросил докторшу, а она — один, говорит, из ваших, в синих брюках. А мы все в синих брюках. Ребят спрашиваю, а те только ухмыляются да докторшей поддразнивают, которая меня голого отхаживала, а кто вынес — не говорят. Сейчас, бывает, надо кого-нибудь отчитать, как-никак я бригадир, так уж стараюсь поосторожней. Может, это спаситель мой, как говорится, а я его обругаю.

Так что кто-то из моих ребят и есть для меня самый: лучший человек, только кто — не знаю.

Но еще раньше встретил я еще одного человека, самого лучшего — товарища Караджова. В 1947 году он работал в лесхозе над Чепеларе. Сейчас он пенсионер, живет в Пловдиве».

А парнишка, у которого в день, когда нашлась готовальня, появился над бровью пластырь, написал: «Хороших людей мало, но только каждый старается казаться хорошим».

Долго сидела я над этим листком. Перечитывала, и спрашивала себя, как же до сих пор жил этот мальчик, отчего так быстро и жестоко состарилась его душа? И мне вспомнились глубокие овраги под Галатой. Дед, у которого мы покупали арбузы, объяснил, что когда-то там текли тоненькие весенние ручейки, но в лесхозе не догадались вовремя засадить берега.

Михаил вернулся после полуночи. Я слышала, как он, пыхтя, снимал в прихожей тяжелые сапоги. Чтобы не будить меня, он просил оставлять ему в кухне ужин и обязательно сегодняшние газеты.

В техникуме ждали прибытия инспекторов…

Этих людей я боюсь еще со времен учебы в пловдивской гимназии. Я сидела на второй парте и помню, что на инспекторских уроках у учителя геологии дрожали руки, а молоденькая химичка непрерывно ковыряла ногтем мел, так что он сыпался на рукава наших черных халатиков.