Самсон Агаджанян - Стон березы [сборник]

Сосед по койке, вытирая полотенцем руки, взглянул на Чуднова, в руках которого дрожало письмо, а по щекам медленно катились слезы.

— Иванович, ты что? Плохие вести из дома?

Но Чуднов не слышал его. Тогда сосед осторожно взял у него письмо, прочитал и тяжело вздохнул.

— Жаль мальчонку. В прошлом году мне телеграмма пришла: мать умерла. Пошел я к начальнику колонии и говорю: "Отпустите всего на три дня, мать похоронить, я у нее единственный. За каждый день готов по десять лет отсидеть". А он выслушал меня и отвечает: "Чудак ты, Савинов, нет такого закона, чтобы осужденных из-под охраны на похороны отпускать. Моя бы воля, я бы тебя хоть сейчас насовсем отпустил". Через месяц мне на свободу, а я боюсь домой ехать. Как соседям в глаза смотреть? Вот так, брат. Такова жизнь. Попал за колючую проволоку — ты уже не человек. Ты, Иванович, не увивайся так сильно, может, еще мальчонка и выживет.

— Я его должен видеть, — вытирая слезы, глухо произнес Андрей и сунул письмо в карман.

Савинов по выражению глаз догадался, что тот задумал. Он наклонился к нему и, оглядываясь по сторонам, зашептал:

— Иванович, ты это из головы выбрось. Забыл, как весной из соседнего барака один пытался бежать? Бедолага не успел ногу перекинуть через ограждение, как часовые его с двух сторон автоматами продырявили. А не дай Бог поймают? Сапогами так растопчут, что на всю жизнь калекой останешься. Бежать бессмысленно. Вся зона опутана колючей проволокой и напичкана сигнализацией. Мышь не проскочит.

— Я должен его видеть, — вновь произнес Андрей.

— Тебе виднее, — согласился сосед. — Но только зря себя погубишь. Срок-то у тебя небольшой. Идут слухи, что в честь семидесятилетия советской власти амнистию обещают. Срок у тебя маленький, глядишь, повезет и тебе. Ты же не такой уголовник, как я. Подумай, Иванович.

Поздно ночью, когда барак уснул, он тихо встал и начал одеваться. Савинов, откинув одеяло с головы, посмотрел на него.

— Иванович, может, не надо?

— Я должен его видеть, — спокойным голосом ответил Андрей.

— Удачи тебе…

Осторожно ступая, Чуднов направился к выходу. Возле тумбочки дневальный-осужденный, положив голову на руки, спал. Выйдя из барака, пригибаясь, пошел вдоль стены. Запретная зона была в нескольких шагах. Страха он не ощущал, его волновала только одна мысль, чтобы часовые его не пристрелили. Не смерти он боялся, боялся, что сын не дождется его.

Он опустился на корточки, посмотрел в сторону постовой вышки. Часового за затемненными стеклами не было видно. Перед контрольно-следовой полосой, огороженная плотной колючей проволокой высотою в два метра, проходила тропа наряда, по которой периодически делал обход помощник начальника караула со служебной собакой. Контрольно-следовая полоса была гладкая, посыпанная песком, шириной в десять шагов. По козырьку основного ограждения (деревянный забор высотою три метра) в несколько рядов была натянута колючая проволока, а между ними были видны тонкие провода сигнализации. На заборе в нескольких местах лампочки перегорели, отчего полоса была затемнена. Почти на четвереньках он приблизился к этому месту. Было тихо. Зона вместе с часовыми словно вымерла. Чуднов лег на живот, осторожно пополз, но невдалеке от колючей проволоки замер. По тропе наряда, посвистывая, кто-то шел. Он быстро отполз назад и, затаив дыхание, стал наблюдать. По тропе наряда приближался солдат. Впереди него шла служебная овчарка. Когда овчарка поравнялась с ним, она резко остановилась, навострила уши и повернула морду в его сторону. Андрей ясно видел ее глаза: они словно горели фосфором. Ему показалось, что овчарка видит его, по телу пробежала мелкая дрожь, но солдат не обратил внимания на поведение собаки, дернул ее за поводок и, не останавливаясь, пошел дальше.

Минут пять Андрей лежал без движения, не мог прийти в себя. Страх пригвоздил его к земле. Но, переборов себя, он пополз. Приподняв руками колючую проволоку, он пролез под нее и очутился на тропе наряда. Не задерживаясь на ней, пролез под вторым рядом проволоки и, отчаянно работая локтями и ногами, по-пластунски проскочил контрольно-следовую полосу и лег возле основного ограждения. Он замер. Ждал окрика часового и вместе с ним автоматную очередь, но было тихо. Он почувствовал, как бешено колотится сердце. Набрав полную грудь воздуха, резко вскочил, подпрыгнув, схватился за железные стойки сигнализации и, опираясь ногами о забор, стал карабкаться вверх.