Эрик Ханберг - Ржаной хлеб с медом

Однако быть все время начеку, охватывать взором все поголовье ей больше не удавалось.

Экран телевизора светился. После обеда и по вечерам. Иногда Валентина включала его еще с утра.

Краски со временем поблекли. Что поделаешь — бывает. В таких случаях вызывают мастера и отдают аппарат в ремонт. Но никому до этого не было дела. Подарок преподнесен, юбилей отпразднован и забыт. В будни каждый должен выкручиваться сам. Валентина не справлялась с работой, какой может быть разговор о телевизоре?

Зеленый цвет на экране постепенно поглотил все другие. Но Валентине, перед тем как вздремнуть, и он был в радость. Зеленый мир ей казался много милее. Далекий, спокойный и понятный, как лужайка. Ксения хлопала дверью и метала молнии. Все чаще налетала она, когда Валентина, упав в кресло, дремала.

Знатная свинарка не знала, что Ксения уже предупредила председателя:

— Наша передовая труженица только и делает что спит, уткнув нос в телевизор. Неудивительно, что поросята дохнут.

Однажды Ксения вбежала в комнату, когда там никого не было. Экран мерцал зеленым светом.

Начальница схватила ножик с шероховатым роговым черенком и наклонилась над телевизором.

Когда Валентина вошла, аппарат гудел, но экран был темен.

Позже она сказала Ксении:

— Перегорел, видать, подарок. Придется вызывать мастера.

Но кто будет этим заниматься?

Валентина ходила по хлеву как оглушенная.

Когда она опускалась в кресло и закрывала веки, в глазах начинали мелькать зеленые поросята.

Иногда он всем своим видом напоминал обвядший на солнце пучок ботвы.

Приехал я на днях к нему в гости. Стучу. Хозяин кричит:

— Входи, входи, добрый человек!

Как-то вначале, пока не привык к необычному приглашению, я полюбопытствовал:

— Откуда вы знаете, что хороший человек пришел?

— Плохой стучать не станет, влезет в окно — не спросит.

Открываю дверь — и замираю на пороге. Павел не идет — ползет навстречу. Улыбается во весь рот, трезвый, как стеклышко. Сквозь улыбку угадываю боль.

— Кости ноют, совсем скрючило. С лежака аж на четвереньках вывалился. Вишь, согнуло в крестце, точно ножик карманный.

Я стою оглядываюсь.

— Сабины нет. Уехала в город за очками. Еще спозаранок. А я остался поваляться. Хорошо хоть корову выдоила. Не то пришлось бы в навозе ползать.

Павел забирается обратно в постель. От помощи отказывается.

Ну просто сама немощь.

Говорим о том о сем. Но как только речь заходит о картошке, гляжу, Павел заворочался в постели. Старику восемьдесят третий год, а он по-прежнему заведует хранением картошки в буртах и траншеях.

Павел сел.

Замахал руками.

Глаза засверкали.

И вот он уже стоит.

Видать, боль в крестце отпустила. Ножик снова прямой.

Выслушиваю монолог про нос и ноздри.

— Картошка должна все время дышать. Вот смотри, когда по борозде молотит дождь, у клубеньков спирает дыхание. Они задыхаются. А кто задыхается, тот не растет. Картошка старается втянуть воздух через ботву. Но ей этого мало. Нужно помочь. Что мы делаем? Окучиваем землей. Попросту говоря, даем высморкаться. Клубеньки лежат как поросята, довольные, ждут, когда опять пройдемся плугом по борозде. Когда урожай схоронен в бурты, на нем лежит крышка, то бишь — земля. Крышку не сдвинешь. Можно бы, конечно, поворочать земельку, но нет смысла, потому что нет ботвы. Она была насосом. Качала воздух. А раз не стало насоса — чего зря крышку трогать. Что мы делаем? Вставляем дыхалку — нос с двумя ноздрями. Одни говорят — отдушник, другие — люк. Но нос есть нос, как бы ты его ни назвал. Если у человека нос заложен, он дышит ртом. Трудновато, но можно. Губы только сохнут, язык и все прочее. Если заложило одну ноздрю, это еще куда ни шло. Хотя тоже хорошего мало. А для картошки и подавно. Тут хоть кровь из носу — обе ноздри должны быть в порядке. Человек вдохнет то больше, то меньше, смотря по обстоятельствам. Картошка так не умеет, она себя не регулирует, хватает без меры. Наглотается воздуха с двадцатиградусного мороза раз-другой — и беда в доме. Поэтому я всегда воздух прощупываю собственным носом, а уж потом иду регулировать картофельные носы. У меня бурты и траншеи не очень длинные. Сколько один нос с двумя ноздрями может обслужить? А вот когда у нас в «Единстве» начали сажать картошку на больших площадях, нашлись умные головы — засомневались в носах. Не в самих носах, а в том, как они должны быть распределены. Надо, мол, закладывать бурт на двадцать, тридцать метров. Надо, мол, делать приводные каналы, отводные каналы. Подключать вентиляторы. Я отбивался как мог: