Эрик Ханберг - Ржаной хлеб с медом

Проректор лишь повернул свою шею в сторону Ингара. Но все вспомнили и поняли.

Восхождение на столб легло в золотой фонд студенческих шалостей. А профессорский жест — в собрание анекдотов о преподавателях: «…а профессор поднял шляпу и сказал «здрасьте!».

Мета в фонде студенческой классики ничего не оставила. Девичье обаяние туда не зачисляют. Хотя им, смеющимся и дразнящим, можно было бы наговорить тысячи благодарностей. За то, что дарили хорошее настроение, когда небо заволакивало тучами.

Мета и Ингар на курсах являли собой идеальное содружество. Никакого соблазна приближаться к рубежу, за которым подстерегает опасность. Они дурачились. И в этом отношении прав был старый приятель:

— Твоя словно с цепи сорвалась.

Понимай, как хочешь. Муж, у которого жены нет дома целую неделю, может додуматься черт знает до чего.

Не исключено, что приятель вовсе не хотел подпускать Аусеклису шпильку и не мстил Мете за отказ. Он лишь попытался в двух словах передать царившее в академии настроение, когда собираются вместе выпускники разных лет, чтобы на скамье родной альма-матер расслабиться и тряхнуть стариной.

В очередное воскресенье Мета приехала домой. Аусеклис старался себя сдерживать, упреки подавал в обертке любезностей. Нервозность мужа, однако, выдала себя при первом же слове «Мета». Куда девалось ласковое — Метыня!

Мелкая соринка попала между ними, царапала.

Мета вернулась в академию притихшей.

Ингар высказал предположение на всю аудиторию:

— Одно из трех. Или муж замучил любовью. Или, напротив, был слишком сдержан. Или же — напроказничал.

И под всеобщий смех жизнь на курсах снова вошла в свою колею.

Другим казалось, что Мету угомонила Ингарова буйность. Когда двое соревнуются, кто кого перешумит, один должен сдаться.

Курсы закончились. И как неизменно бывает в таких случаях, всем хотелось еще раз когда-нибудь собраться вместе, чтобы снова раздуть огонь в походном костре. Но обычно редко когда это удается. Каждый, словно зубчатое колесо, попадает в свой механизм, а вырваться из него почти невозможно.

Ингар, беспокойная душа, правда, позванивал кое-кому. Здравствуй. Привет. Несколько слов посредине. И на этом кончалось. Пробовал связаться и с Метой.

— Приболела.

Через пару недель то же самое.

— Все еще болеет.

— Что-нибудь серьезное? — допытывался Ингар у конторщиц.

— Да, температура держится.

— Сколько времени?

— Скоро будет три недели.

— И что врач?

Ни то ни се. Пусть, говорит, полеживает. Со временем пройдет. Наверное, грипп такой затяжной. Теперь ведь всякие вирусы ходят.

Ингару хотелось Мету приободрить. По телефону нельзя было. Главное средство сообщения современности Мета и Аусеклис не признавали.

— Работа есть работа. О всех делах можно наговориться днем. Вечера пусть останутся семье. Когда дети пойдут в школу, совсем житья не станет.

Аусеклис нашел даже научное обоснование:

— Социологи проследили, что шестьдесят процентов времени, предназначенного для подготовки уроков, школьники тратят на болтовню по телефону.

Никто не знал, откуда у инженера такие сведения. Но опровергнуть его было нельзя, с часами в руках никто за школьниками не ходил.

Как-то вечером в квартиру Меты и Аусеклиса позвонил мужчина в белом халате.

— Я к больной. Консультант из Риги.

Навстречу ему из комнаты Меты вышла соседка Неллия. На лице удивление и озабоченность. Добрая душа подумала, что, видать, плохи дела у подруги, раз вызван специалист из Риги.

Неллия и Аусеклис не знали и не могли знать Ингара в лицо. Мета от неожиданности растерялась и сделала вид, что незнакома с ним.

Если бы не упреки мужа, пока она училась на курсах. Если бы он не был столь ревнивым и подозрительным, визит бы вылился в сердечную шутку. Такому вниманию со стороны товарища можно было бы только порадоваться.

Доброго мира ради Мета включилась в игру.

Она лежала, как загнанный в клетку зверек, и ждала, что будет дальше.

Ингар увидел на подушке книгу сказок.

— Очень хорошо. Ничто не оказывает столь благотворного воздействия на больного, как сказка. Тому, кто способен проникнуть в мир ее образов, не нужны никакие капли. Как давление?

— Говорят, нормальное.

— Шутки ради пощупаем пульс. Так, так. Молоток стучит что надо. Сердце перебоев не давало, кульбит не делало?

— Нет.

— Никогда? Ни разу?

— Нет.

— Странно. Когда человек влюбляется, сердечко не то что одну кульбиту — несколько проделывает. С вами не случалось?